Сейчас книга, прежде всего, бумажная книга, лишена своей сакральной сущности, тогда как ранее именно она заменяла нам икону, а авторы и герои произведений святых и апостолов. Нас приучали любить литературу с первых классов, водя на экскурсии в библиотеки, организуя работу клуба книголюбов (в котором я был весьма активен), даря книги на дни рождения, в награду за хорошую учёбу, и это делалось целенаправленно, и особенно ценилось, если учащийся что-то выносил из прочитанного, какую-то мораль, что-то открывал для себя и делился этим с другими. Да, мы верили книгам, мы старались быть похожими на их положительных героев, а в чём-то и подражать им. Мы считали, что сможем, как пионеры-герои, отстоять наше государство от нашествия любого врага, пусть даже ценой собственной жизни, и никто в самом страшном ночном кошмаре не мог себе представить, что участь нас и нашей Родины, от имени которой вскоре с экранов телевизоров начнут вещать воры и предатели, уже решена, и вскоре каждый останется один на один с самим собой в борьбе за выживание, и многие, не выдержат эту борьбу, и кто-то из нас умрёт от воспаления лёгких, с которым не справится организм, ослабленный водкой и наркотиками; кто-то в приступе белой горячки залезет в петлю; кто-то, решив как следует отпраздновать свой день рождения, закончит его и свою жизнь, истекая кровью в покорёженном автомобиле, врезавшемся в бетонный столб. Конечно, не всех ожидала столь печальная участь, большинство выжило, сделавшись достойными людьми, и как-то приспособилось, некоторые очень даже неплохо, но имелись и такие, кто полностью отрёкся от своего детства и юности, превратившись в самовлюблённых, меркантильных тварей, эгоистов, которые ныне меряют ценность человека лишь количеством денежных знаков на личном счету или наличием престижного авто.

С книгами, я и мои друзья: Банан, Гоша, Панчо, Ложкин, находились в отличных отношениях. Помимо школьной библиотеки, мы довольно рано, хотя я уже и не помню точно, когда, в каком именно классе, записались в нашу сельскую детскую (а была ещё и взрослая) библиотеку, набирая там груды книг, и к восьмому-девятому классам, полностью утратив к ней интерес, ибо почти всё, что там стояло любопытного, оказалось нами уже прочитано. Часами я мог сидеть, поглощая захватывающую книжку, есть вместе с книжкой и даже, иногда, читал ночью под одеялом, с фонариком.

В детской библиотеке восхищение вызывал читальный зал, предназначенный для того, чтобы дети могли не таскать книги домой, а посидеть и полистать их в свободное время здесь, на месте. Несколько серых столов, у каждого два простых деревянных стула, иногда предательски поскрипывающих в тиши зала, и металлические полки с книгами. Наиболее ценные книги хранились в кабинете директора, это относится к различным собраниям сочинений, и на дом они тоже не выдавались. Необычайно популярным всегда являлось собрание сочинений Александра Дюма в двенадцати томах, в красной обложке. Мы считали везунчиками тех, кому удавалось прочитать всю эпопею о трёх мушкетёрах и трилогию о Генрихе Наваррском и Шико, ну и «Граф Монте-Кристо», конечно. Каждый увесистый и толстенный том, примерно в 700 страниц, совсем не пугал нас своим объёмом. Заполучить эти шедевры оставалось мечтой любого из нашей компании.

Ещё одним книжным алмазом в кабинете директора было собрание сочинений Жюля Верна. Я уже и не помню сколько там всего стояло книг в серой обложке, но кое-что из них мне удалось прочитать. Отдельные его романы лежали и в общем доступе, а вот малоизвестные имелись только в подписке. Там много чего ещё пряталось за стеклянной дверцей книжного шкафа: Гюго, Флобер, Вальтер Скотт, Конан-Дойл, но они интересовали менее. Хотя, вот Конан-Дойл-да, его рассказами о Холмсе зачитывались, сравнивая их потом с известным нашим фильмом, но «Белый отряд» совершенно не вызвал бурных восторгов, хотя автор и считал его самым лучшим свои произведением. Однако, данный роман абсолютно не предназначен для детей, да и далеко не всякий взрослый его осилит.