– А какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорим, – искренне удивился Стас, не почуяв никакой опасности. – К тому же мы не с вами разговариваем. Что вы встреваете?

– Ну, а все-таки, отвечайте, когда вас спрашивают, – продолжал настаивать мужичок на своем. – Били или нет?

Зеленые глаза «серого» округлились и, казалось, приклеились к вискам Стаса подобно двум электродам с импульсными токами, начав то и дело подергивать его мимическую мускулатуру. Обращался мужичок как бы к обоим, а глядел почему-то на него одного. Яков начал знаками показывать Стасу, что как-то надо сматываться, но тот словно не замечал намеков однокурсника, продолжая опасный диалог.

– Ну, допустим, били, – признался Пермяков, опустив глаза, – и не раз. А вам-то какое дело?

– Видимо, недостаточно, – констатировал «серый», оказавшийся на редкость крепким и пронырливым. Как ни пытался студент отодвинуться от него, ничего не получалось. – У меня такие, как ты, уклонисты, живенько забывали о подобном свободомыслии. Ишь, что удумал! Заруби себе на носу, молодой, это не тебе решать, каким способом отдавать долг. Ты пока никто в этой жизни! И звать тебя никак!

Извернувшись, мужичок как-то умудрился притянуть значительно отодвинувшегося Якова. Естественно, тот попытался сопротивляться, но ничего не мог противопоставить мертвой хватке «серого».

– Аккуратней! – возмущался парень. – В чем дело?!

– Тихо, мальчуганы, не рыпаться, – вцепившись студентам в локти, словно клещами, начал в приказном тоне мужичок, – я хотел бы знать ваши фамилии, адреса, в каком институте учитесь, номер группы и курс. Быстро!

– Ав носу тебе не надо поковырять, дядя? – не обращая никакого внимания на предупреждающие взгляды Блюмкина, выпалил Стас.

– Так, все, к выходу, – «серому» удалось развернуть обоих парней. Пассажиры испуганно расступались, освобождая проход. – Ты у меня сейчас сначала на пятнадцать суток сядешь. А потом еще в Афган загремишь, где сполна свой долг отдашь, как миленький.

– Дядя, отпусти по-хорошему, – предупредил Стас, оказавшись на остановке и оглядевшись. – А то мы и огорчить можем.

– Стасеныш, прекрати, – взмолился Блюмкин, готовый к тому времени на коленях умолять «серого» о помиловании. – Не лезь на рожон, прошу.

– Стасеныш, значит, Стас? Ну-ну, запомним. Не советую дергаться, – предупредил мужичок, без труда увлекая студентов в переулок. – Для таких холуев, как вы, у меня найдется пара спецприемов на выключение. Вырублю в два счета.

Стасу приходилось бывать в подобной ситуации, когда отец отметеленного им пацана вел его так же за локоть к родителям. Правда, тогда он не осмелился, а сейчас…

– Так, может, проверим приемчики?

Выгадав момент, он резко лягнул «серого» каблуком в колено. И, кажется, попал, куда хотел – в чашечку. Подтверждением попадания было ослабление хватки и судорожный всхрап.

– Беги, Блюм!

Развернувшись, Стас разглядел гримасу скрюченного мужичка и почти без замаха с левой от души «встряпал» в разрез. Изо рта мужичка при этом что-то вылетело.

«Уж не капа ли?» – автоматически пришла в голову первая боксерская мысль. Но вскоре Стас разглядел на земле вставную челюсть с вереницей зубов.

– Тебе бы, дядя, мелко измельченные вареные овощи жевать с осторожностью, – посоветовал напоследок скрюченному мужичку Пермяков, направляясь вслед за Блюмкиным, – а не за студентами-уклонистами по троллейбусам мотаться. Хорек сутулый!

Пятка потом болела какое-то время.

Никаких последствий для студентов данный инцидент не имел, хотя готовы парни были ко всему, вплоть до отчисления из вуза. Завидев кого-нибудь подозрительного в коридоре деканата или общаги, тут же выскакивали на лестницу и меняли этаж.