– Магия, – Аяна отставила назад ногу, вроде как давая Лаварэлю лучший обзор, и Надир сильнее прикусил безвинную губу. – Некоторые раны, нанесённые магией, не очень хорошо заживают. Исходя из этого это, должно быть, лучшее, что я могла сделать.

– Я не знаю, что это такое. Здесь… – Лаварэль опустился на колени на пол и начал рисовать в пыли, копируя замысловатые линии шрамов. Закончив, эльф поднялся на ноги и отряхнул штаны.

Аяна взглянула на него и наклонила голову на один бок, потом на другой. Нахмурилась.

– Это древний Аркан. В нём говорится… «Свобода».

Аяна резко вскинула взгляд на спутников.

– Я не использовала магию крови. По крайней мере, я не призывала для этого демонов. Вы сказали, я и Свобода были одним целым? Тогда это должна была быть моя кровь, моё тело, моя боль, чтобы вернуть её обратно в Сумрак, – Аяна указала на магический круг. – И мне пришлось приоткрыть Завесу, чтобы выпустить её туда.

– И она забрала твои воспоминания с собой, – закончила Соколица.

– Напрашивается вопрос, – осторожно произнёс Надир. – Что она оставила взамен?

«Что она оставила взамен?»

Четыре слова, наполненных смыслом, содержащих вопросы и ответы в слогах. Аяна знала, что это имеет смысл. Она понимала умом, что за магию, особенно, за ту высокую магию, которую она, по-видимому, творила, должна быть цена. Компромисс, чтобы уравновесить масштабы того, что она соткала, используя заклинания настолько сложные, что она всё ещё не могла полностью это осознать. За годы, прошедшие с тех пор, как она, по-видимому, приплыла в Раберофт, она, похоже, научилась создавать заклятья, которые теперь были ей не по зубам.

– Итак, давай начнём по порядку… – Соколица всегда была хорошей наставницей. И хотя она прекрасно знала, что Аяна вообще терпеть не может, когда её наставляют, за пять лет отыскала к подруге достаточно подходов, чтобы не цапаться с ней на каждом шагу, как это делал, к примеру, Надир.

У них с Аяной вообще было много общего. Обе были магами, обе были отступницами. Помешательство Аяны на свободе магов немного усложняло общение, потому что Соколица придерживалась более нейтральных позиций, где-то возле Кассандры: будь что будет, пока меня не трогают. Не то чтобы она совсем не сочувствовала угнетённым, просто предпочитала спасать друзей, а не весь далёкий и не всегда добрый мир.

Итак, Соколица была сносной наставницей и знала первое правило каждого учителя: не спрашивай, чего дети не понимают, спроси, что они поняли.

– Ты в курсе, что мир, рождённый из вод Священного Источника, испокон веков разделён на Явь и Сумрак?

Аяна очень демонстративно закатила глаза.

– Да-да-да! А также есть ещё примерно восемнадцать теорий о том, как он вылупился из яйца небесной птицы, вылез из утробы молодой козы и…

– Аяна! – одёрнула её Соколица. – То, что каким-то чудом ты не проспала урок космогонии в своём Круге, не облегчает нам задачу!

Соколица понимала, что ходит по острию ножа, потому что в глазах другой чародейки всё ещё поминутно мелькало желание дать дёру. Она понятия не имела, что случится с Аяной, если та решит отправиться в путешествие в таком состоянии, да и, откровенно говоря, вообще не хотела с ней расставаться. Аяна была нужна ей здесь. Аяна была целительницей, в то время как Соколица от силы могла сотворить в бою простейшее лечение, и то выучила это заклятье по большому обещанию подруге, которая настаивала, что иногда она тоже может валяться без сознания. Но даже не говоря о том, что Аяна была нужна ей в команде, она просто была ей нужна, и Соколица вообще не хотела никуда её отпускать.