Комната начала растворяться. Не в свете. А в тени. Сначала исчезли стены, потом – пол, и только кровать ещё оставалась, как остров среди чернильной пустоты. Мальчик уже стоял в стороне, будто наблюдая, не вмешиваясь. Он не падал. Он просто… перетекал. В новое пространство. Или в старое, забытое. С фигуркой в руке – и тяжестью в груди. Он стоял, не двигаясь, лишь смотрел на фигурку. Та продолжала угасать – не вспыхивая, не дергаясь, а будто тихо растворяясь в воздухе. Как тень, о которой забыли. Он протянул руку. Медленно, неуверенно.

Казалось, даже воздух сопротивлялся – густой, как вода, он тянул пальцы назад. Но он коснулся. И в тот же миг – короткий, тёплый толчок в груди. Не боль. Не страх. Память. Он закрыл глаза. Перед ним пронеслось: день в детстве, качели скрипят, брат смеётся – а потом резко тишина. Слово, не сказанное вовремя. Извинение, которое так и осталось зажато между зубами. И шаг. Один шаг – прочь, из этой комнаты, из этого мира. Он открыл глаза. Фигурка вновь светилась – чуть ярче, но теперь не холодным светом. Как будто узнала его. Приняла. Мальчик молчал. Смотрел, как взрослый осторожно убрал фигурку в карман – туда, где хранилось всё, что он когда-то прятал от самого себя.

– Это только начало, – тихо сказал мальчик. – Дальше будет сложнее.

– А ты?…

– Я останусь здесь. Пока ты не вспомнишь всё.

Комната вдруг дрогнула. Не стены – воздух. Как если бы сама реальность выдохнула.

Книги на полке чуть качнулись. Глобус медленно повернулся, и его ось заскрипела. Он взглянул на дверь. До этого она была закрыта. Теперь – приоткрыта. За ней всё ещё не было света. Но… не было и страха. Он сделал шаг вперёд. Пол снова скрипнул – как в детстве. Мальчик остался сидеть на кровати. Тот же взгляд. То же окно. Только теперь он улыбался. Перед дверью – пауза. Последний взгляд назад. И шаг в тень.

Дверь за спиной захлопнулась не звуком, а ощущением – как будто кто-то аккуратно прикоснулся к затылку, провёл ладонью по волосам… и исчез. Он оказался в узком коридоре. Старые обои, когда-то светлые, теперь цвета пожелтевшей кости. Они отслоились во многих местах, обнажая под ними стены, будто рёбра дома. Потолок низкий, ламп нет – только рассеянный свет, будто сочащийся из самих стен, холодный и тусклый, словно память, которую не зовут. Под ногами скрипит старый паркет, местами вспученный, будто давно что-то пыталось вырваться из-под пола. Он делает шаг. И ещё. Кажется, что коридор длиннее, чем должен быть. Слишком длинный для обычного дома. На стенах – старые фотографии. Он останавливается. На снимке – женщина в чёрном платье, держащая за руку мальчика. У обоих нет лиц – лишь пустота, как пятно, вытертое временем. Он хочет отвернуться – но взгляд приковывает следующая фотография. Старик у камина. А в углу снимка – тень. Фигура, как бы случайно попавшая в кадр, но слишком резкая, слишком… живая. Он идёт дальше. Пахнет пылью, влажной древесиной и чем-то сладким, приторным – как сироп, который разлился, и начал гнить. Коридор раздваивается. Одна дверь слева – слегка приоткрыта. Оттуда идёт слабый свет и запах детства: горячее молоко, ткань, нагретая солнцем, и выдох матери перед сказкой. Другая дверь – закрыта. В неё будто вросла тьма. От неё тянет холодом. Но не физическим. Холодом того, чего не хотят вспоминать.

Он стоит между двух дорог… и тишина вокруг будто ждёт решения…

Он толкнул дверь.

Скрип был долгим, будто кто-то долго не хотел отпускать. В проёме – полумрак. Комната, как дыхание прошлого: затхлая, тихая, пропитанная тяжёлым воздухом, в котором плавали частицы пыли – не как грязь, а как память, от которой не отмахнуться.