Я ещё раз присмотрелся к шаману. Легко узнаваемых наколок ныряльщика среди кучи его татуировок не проглядывало. Ну тогда ладно, заливай нам… про мрак… в мелководной лагуне, где солнце большую часть дня просвечивает всю толщу воды до самого дна. Поныряли бы вы у меня, на бывшей моей «базе». Или в других местах… куда солнце вообще не заглядывает, тогда бы меньше про всякий мрак распинались.

Завтракали в молчании. После принесения клятвы все Ученики погрузились в раздумья.

Я время от времени кидал взгляды в сторону одинокого ныряльщика. Того, что заметил ещё утром. Сейчас, помимо его лодки, на сверкающем зеркале лагуны то тут то там виднелись ещё три пироги. И как правило, в каждой было по двое или даже по трое.

Как-то неправильно это, отметил про себя. Нырять в одиночку нельзя, это азы.

– Куда ты всё время смотришь? – поинтересовалась Руйха.

Я указал подбородком, не переставая жевать. Кстати! Не думал, что будущую элиту так хреново кормят: жареная на углях рыба и печёный батат. Всё, как правило, холодное. Для питья – вода.

Моя подруга тоже всмотрелась в даль, и её губ коснулась лёгкая улыбка.

Наставник сказал после завтрака собраться на берегу, вот мы и вернулись на пляж, рядом с валуном. Туда, где до этого проходили наши тренировки.

Минут пять стояли, удивлённо оглядываясь по сторонам – деда не было. Потом, наконец, он появился.

– Ну? И что вы тут собрались? – в голосе сквозило ехидство. – Кое-кто из вас, кажется, хотел нырять?

Я молча всмотрелся в морщинистое, как печёное яблоко, лицо Наставника. Так, и что ты хочешь сказать?

– Ты сказал, чтоб мы пришли на берег, – ответил озадаченный Семис.

– И где же вы тут собрались нырять? – ухмыльнулся во всю щербатую пасть дед. – Я же сказал: начинаем учиться искусству людей глубин. Вы что, думаете, наша каста погружается только по плечи?

Блин, дед, я уже понял! Зачем глумиться? Так бы и сказал – не тот берег.

– Пошли, – выдохнул я…

– Так, ребята, все идём на другой берег! – раздался запоздалый «командный» возглас Кая.

Не сказать чтоб незнакомый – именно на этом берегу я занимался по утрам и иногда по вечерам. А ещё, вон где-то там, я и нырял в процессе, так сказать, индивидуального Испытания.

Конечно, никакого сравнения с моим прежним местом нырялок спуск в воду у этого кораллового рифа не выдерживал. На моей «базе» берег обрывался в тёмную бездну крутым обрывом, и дна там фактически не было. Нет, умом то я понимал, что теоретически дно где-то есть, его просто не может не быть. Но даже если оно и находилось не в километре или пяти, а в сотне-другой метров от поверхности, для меня это всё равно что его и вовсе нет.

Здесь же дно проглядывалось хорошо. В конце концов, даже в полста метрах от берега глубина достигала двадцати пяти – тридцати метров, или, как здесь говорили, –от семидесяти пяти до девяноста локтей. Ближе – мельче.

– Глубоко, – робко отметил Алеки, вытянув шею вглядываясь в дно.

Ну да, мелькнула мысль: дети рыбаков выросли в деревне, где вход в воду настолько пологий, что до глубины по грудь задолбаешся брести. А здесь, как я уже успел выяснить, прямо под берегом было «с ручками». И – не песочек.

Солнце уже поднялось. Стоя на довольно обрывистом, хоть и возвышающимся над водой дай бог на локоть берегу, я видел внизу бугрящиеся выросты кораллов, заросшие разноцветными – розовыми, бирюзовыми, сиреневыми и жёлтыми – губками всевозможных форм: в виде кувшинов, тонких пальцев, больших бочек и даже вееров. Они колыхались на дне, прокачивая сквозь себя морскую воду. Хватало и разноцветных актиний. Рыбья молодь, тоже всевозможных цветов, резвилась меж них – просто буйство красок после такого мрачного «моего» восточного берега острова.