Противоположную точку зрения отстаивал Народный комиссариат труда: «следует не только не пытаться отрывать дело социального страхования от Комиссариата Труда, но слить с ним деятельность обособленно существующего Комиссариата Социального Обеспечения, имея в виду проникновение всей его деятельности пролетарскими началами взамен начал филантропии, благотворительности, до сих пор еще остающимися действовать там»[259]. В ходе дискуссий и обсуждений временную победу одержал Народный комиссариат труда. При этом современники отмечали, что в «переходе к полному и всеобщему социальному обеспечению уже были заложены те организационные неурядицы, которые вызвали затем бесконечные трения с Наркомсобесом»[260].
На протяжении всего периода «военного коммунизма» Комиссариат социального обеспечения преследовала череда преобразований. Постановлением СНК от 27 марта 1919 г.[261] с 1 января 1919 г. из его компетенции было выделено обеспечение трудящихся по инвалидности в порядке Положения от 31 октября 1918 г.[262], обеспечение инвалидов труда, не получивших пенсий до 1 января 1919 г., и обеспечение пенсионеров, уже получающих обеспечение на основании Устава «О промышленном труде»[263]. За органами социального обеспечения сохранилось только обеспечение инвалидов войны.
В ноябре 1919 г. комиссариаты труда и социального обеспечения были объединены в Народный комиссариат труда и социального обеспечения[264]. Вопрос о слиянии обсуждался давно. Так, комиссар социального обеспечения А. Н. Винокуров писал: «ввиду необходимости объединения всего дела социального обеспечения в одном органе, в порядок дня поставлен вопрос с одной стороны, о сосредоточении всего соц. обесп. в Комиссариате Соц. Обесп., с другой – о слиянии Комиссариата Труда и Комиссариата Соц. Обесп. в «Высший Совет Труда», в котором Социальное Обеспечение и Охрана Труда будет составлять самостоятельную секцию с особым представительством в Совнаркоме»[265].
Однако практика показала нецелесообразность такого решения. Например, в протоколе III Совещания представителей отделов социального обеспечения Нижегородской губернии отмечалось: «На подотделе пенсий и пособий очень болезненно отразилось слияние собеса с отделом труда. Отсутствие технических сил в подотделе и руководителей работой свели таковую чуть ли не к одному выписыванию пенсий и пособий. Между тем далеко еще недостаточно освидетельствовать трудящегося и назначения ему пенсии, главное же – установить, действительно ли человек нуждается в пенсии, но для этого нужен штат обследователей, а их нет на бирже труда. Таким образом, возможно, что и деньги, и время бросается на ветер, и пенсии выдаются тем, кому не следует»[266].
Объединенный комиссариат просуществовал недолго. Народный комиссариат труда из государственного органа по охране труда все больше превращался в орган принудительной реализации трудовой повинности, и нахождение в его составе «чисто гуманитарного института социального обеспечения входило в противоречие с основным характером его работы»[267]. Постановлением ВЦИК и СНК от 21 апреля 1920 г.[268] Народный комиссариат труда и социального обеспечения был разделен, причем все вопросы пенсионного обеспечения передавались в ведение Комиссариата социального обеспечения.
Следует отметить, что работа органов социального обеспечения в этот период постоянно критиковалась и за отрыв от рабочих масс, и за излишнюю бюрократизацию аппарата. Но, разумеется, главная причина отрицательного общественного отношения к работе собесов заключалась в недостаточности средств, выделявшихся на социальное обеспечение государством, разоренным войной и революцией. Учреждения социального обеспечения принимали на себя весь негатив народного недовольства общей ситуацией в стране. Как отмечает А. Вишневецкий, «реальное социальное обеспечение не могло быть, конечно, выше реальной заработной платы, и потому, как, скажем, рабочий в дополнение к своей твердой ставке должен был прирабатывать выделкой зажигалок и проч., так и обеспечиваемый Собесом рабочий, служащий или крестьянин должен был искать дополнительного обеспечения на стороне. Это была, конечно, не вина Собеса, а его беда, которая не могла, однако, не отразиться на общем отношении к нему»[269].