– Хватит ночевать! – послышалось из темноты, со стороны моих задранных кверху ног. Мозги довольно долго проворачивались, пока я, наконец, сообразил – это Вениамин, новый руководитель экспедиции, вернее, руководитель новой экспедиции. Да, да, мы отправились в Плутонию на выручку Великого Куста, то бишь, Петра Ивановича Кустова, моего школьного товарища и вениного начальника.

– Лёша! – встревоженно позвал командир. – Ты живой? Лёша, не молчи, скажи что-нибудь!

Он снова дёрнул меня за ногу.

– Что надо сказать? – спросил я сонным голосом.

– Слава Богу, живой. – Веня шумно выдохнул и немного помолчал. – Как ты?

– Нормально.

– Тридцать шесть и шесть или сто двадцать на восемьдесят?

Мозги мои всё ещё слегка буксовали, поэтому я осторожно спросил :

– В смысле?

– Шутка, – объяснил Веня. – Сможешь открыть люк?

– Зачем? А, да, конечно. Понял.

Я попытался подняться, но что-то сильно мешало, держало и прижимало моё тело к креслу. Вывод напросился весьма скоро: надо отстегнуть ремни безопасности. Пальцы как-то противно ослабели и плохо слушались, поэтому пришлось повозиться. Однако, нет худа без добра: возня с ремнями стала хорошей зарядкой. Я приободрился, неподатливость запорного механизма на входном (слава Богу, выходном) люке добавила спортивной злости, которая усугубилась значительным количеством пота вперемешку с крепкими словами. В итоге железная крышка была сдвинута с места и опрокинута на тёмную землю.

В образовавшемся круглом отверстии я ожидал увидеть вечно-вечернее небо Плутонии, и от этого нетерпеливого ожидания моё сердце невольно ускорило обороты. Это небо, этот воздух, вкус которого позабылся там, наверху, должны были всколыхнуть душу, мгновенно реанимировать почти умершие воспоминания.

Однако, пространство за распахнутым люком было мутно-белым, как разбавленное молоко, это туманное молоко клубилось, шевелилось и пыталось проникнуть внутрь нашего аппарата. И всё-таки – Клузи! Да, в этом мире живёт она, первобытная девушка, встреча с которой преобразовала моё сердце из обычного кровяного насоса в эфемерный сосуд, наполненный любовью, нежностью, светлыми надеждами…

– Алё, гараж! – заблажил из темноты Веня. – Ты там уснул, что ли?

Вот так всегда! Только воспаришь над суетой, вознесёшься в горние выси, прикоснёшься к сокровенному – и на тебе! Обязательно нарисуется какой-нибудь механик… Я перевернулся на живот, выполз наружу и попытался встать в полный рост. Эта несложная операция заняла немало времени – изнурённое тело плохо слушалось хозяина. Скверное самочувствие усугублялось туманом, который был плотным, почти непроглядным и, казалось, давил на плечи. В пылу борьбы с самим собой я и не заметил, как на плутонскую землю ступила нога моего друга Вениамина. который, похоже, не принимал снотворного и потому держался намного бодрее. Выпрямившись, он жадным взором окинул смутно темневшую в тумане часть ближнего холма и изумлённо охнул.

– О-о-о! Пустыня Гроби.

Немного помолчал, всё так же внимательно наблюдая новый для себя мир, а потом сделал неожиданный вывод: – Пока не видно женщин, надо избавиться от памперсов.

Опираясь на грязную, лежащую пластом землеройку, я, наконец, занял вертикальное положение, огляделся и устало вздохнул – определить даже самое приблизительное наше положение было невозможно.

– Пётр Иванович говорил, – подал голос Веня, – что чёрные холмы окружают базу Петаров.

– Да, – согласился я и тут же возразил, – но точно такие же холмы мы видели на другом берегу моря. И на тарелке Вакана мы летели тоже над ними, полёт, кстати, длился довольно долго.