Шефствовал над школой совхоз миллионер, славившийся на весь остров своими урожаями. Что это значит, я понял позднее, когда наш класс посреди учебного года сняли на месяц на уборку овощей. Прибыть в школу нужно было в резиновых сапогах и с ножом самого большого размера, какой водился в доме. Когда я пришел со своим кухонным ножом в сапоге, надо мной посмеялись. Школьники пришли к отправке автобуса с огромными ножами, напоминающими мачете. Этими ножами они рубили ботву у турнепса, и это никому не казалось странным, хотя возраст учеников, мастерски владеющих этими инструментами, был не старше тринадцати лет. В отличии от Украины, никто не рассматривал школьников, как детей. Нас завезли на поля, где мы работали до обеда. Узнав, что рядом протекает река, а по ней идет горбуша на нерест, я подбил несколько человек с моего класса сбежать на рыбалку. По словам моих товарищей, ловить рыбу можно было вилами или даже руками, если повезет. Здесь я впервые увидел, что представляет из себя река, по которой горбуша спускается вниз, после того как она отметала икру. Рыба возвращалась полудохлой, битой, израненной и искалеченной на перекатах. Вдоль берега валялись догнивающие тушки, река пахла смертью. Нам как-то удалось выловить одну рыбину, которая выглядела здоровой – скорее всего это был самец, и парни отдали ее мне, поскольку я впервые держал горбушу в своих руках. С полей я, к удивлению матери, вернулся с рыбой в руках, которую на радостях она пожарила, и у нас был в тот вечер королевский ужин. На следующий день нас отругали за то, что мы сбежали с полей, потому что преподавателям пришлось нас искать, прежде чем они убедились в том, что мы самостоятельно покинули трудовой фронт. Парням было стыдно, но мне было наплевать, так как никакой трудовой этики у меня не было, я считал дикостью то, что школьников привлекают к работе на полях совхоза, но самим школьникам это нравилось гораздо больше, чем учеба.

Хотя мои одноклассники встретили меня дружелюбно, это нельзя было сказать о парнях старших классов, которые увидели во мне конкурента за сердца прекрасной половины. Многие из них дружили с моими одноклассницами и не желали видеть никого, кто мог бы помешать развитию этих отношений.

Отношения с учителями сложились ровными. На острове, вдали от метрополии, не было такого сильного идеологического гнета, как на Украине, промывкой мозгов никто не занимался. Исключение составлял директор, который любил поговорить со мной о коммунизме. Стоило мне опоздать на занятия, как он тут же вылавливал меня на входе в школу, заводил в свой кабинет, усаживал на стул напротив своего директорского стола и начинал беседу

– Ты, Жилкин, в коммунизм веришь?

– Не верю – отвечаю.

– Как так, почему?

– Не верю я в сознательность. Не будет народ за бесплатно работать.

– Зря не веришь. Я бывал на больших заводах, там народ уже почти в коммунизме живет. Вот ты куда после восьмого класса пойдешь?

– Возьму газету, почитаю куда училища приглашают, туда и пойду. Может на пчеловода.

– На пчеловода, говоришь, ну-ну. Эх, уйдут старики, не на кого будет страну оставить.

Как в воду глядел, дядька. Я к концу года тройки исправил, курить бросил, и в девятый класс, подальше от завода. Коммунизм без меня так и не построили.

Школа испытывала хронический дефицит с учителями английского языка. Какое-то время язык преподавал молодой мужчина, который пришел в школу из уголовного розыска. До милиции он закончил педагогический институт, готовивший преподавателей истории и английского языка в одном флаконе, и мужчина, спустя два года работы во внутренних органах, решил попытать удачу на ниве педагогики. Подростки его уважали и побаивались, включая самых отъявленных хулиганов. Однажды он усыпил одноглазого Илью Гумирова, подняв его за горло одной рукой. В классе воцарилась паника, девочки бросились за водой и принялись отливать Илью. Сам учитель побледнел, но довольно ловко управлял действиями девчонок, и это спасло и его, и ученика. Глаз Илье выбил отец, который регулярно его избивал. Илья часто убегал из дому и сутками скрывался в лесу, где у него был построен домик, куда мы приходили после уроков, по дороге украв с чужого двора курицу. Там мы варили птицу на костре и запивали ее дешевым вином, прозванного в народе бормотухой.