Дедок сплюнул и опустил своё оружие. Он заглянул с любопытством за спину спешно накручивающей на себя платки и шали Зинаиде. Бесцветный взгляд его задержался на стеклянной шкатулке с Рахат-лукумом. Илия облизнул губы чёрным, схожим видом с гадючьим, языком и уставился на Следчего, который сидел в опасной близости к приглянувшемуся старику лакомству.

Следчий сидел ни жив ни мёртв – в лице ни кровинки. Илия почесал свою седую бороду, вытряхивая из неё комья грязи и буркнул:

–Вон ту вкуснятину,– указал пальцем.

После этого он развернулся на пятках, закинул балалайку на плечо и потопал в чащобу.

–Чего застыли? – шепнула Зинаида. – Берите ваши заморские лакомства и бегом за ним. Если отстанем- век не сыщете!

–А обоз? – так же шепотом спросил Игнат.

– Брось!– отмахнулась ведьма. – Не пограбят…

Игнат схватил шкатулку, сунул подмышку и поспешил за Илиёй. Зинаида отряхнула одежду и было хотела уже пойти за Игнатом, но заметила, что бледный Следчий так и остался сидеть на телеге.

– Ты чего, ваше благородие? – удивилась она. – Решил здеся обождать?

Василий Петрович встрепенулся, будто скинул оковы сна и сипло спросил:

– Ась?

–Говорю – добро стеречь собрался? – рассмеялась Кривая. –Ты гляди, тут места гиблые, могут и не лишь на кобылёнку позариться…

Следчий соскочил со своего места и припустил следом за полицмейстером. Илия шел быстро и легко, огибая лапы елей, которые то и дело хлестали Игната по лицу. Полицмейстер не сразу заметил, что ели и пихты услужливо убирали колючие ветки с пути старика. Позади пыхтел Василий Петрович, а за ним ступала неспешно Кривая. Через некоторое время Илия Евлампиевич довёл их до поляны, правильно-круглой, будто городская площадь. Только трухлявый ствол сломавшегося пополам дерева выбивался из идиллической картины.

–А ты, погляжу, всё там же ютишься,– проговорила Зинаида.

–Цыц,– хрипло ответил Илия и презрительно поморщился. – Мне с места на место скакать не́ча, меня и тут все уважают!

–А, ну добро,– кивнула Кривая.

Илия прошел под сломанным стволом и исчез, будто в воздухе растворился. Полицмейстер поглядел на Зинаиду.

–Чего застыли, соколики? – кивнула та. – Идите!

Игнат глубоко вдохнул, нагнулся и, зажмурившись потопал под дерево. Мужчину окутало влажным теплом. Воздух тут был густой, пахло сушеными травами.

–Что, боязно? – услыхал Игнат насмешливый голос старика.

Он открыл глаза. Илия Евлампиевич приложился к глиняному ковшу в виде уточки и пил большими глотками. Они находились в землянке без окон. Земляные стены держали переплетённые причудливо коренья. Кое-где зияли отверстия норок полевых мышей. Под низким (Игнат почти упирался макушкой) потолком висела свечная лампа, были развешены перевязанные бечёвкой пучки разнообразных трав, нанизанные на нитки сушенные грибки и резанная дичка.

У одной из стен стояла аккуратно прибранная постель, покрытая толстым лоскутным одеялом, а посреди комнатки маленький стол с единственным трехногим стулом.

Илия сел на стул, вытирая намоченные в ковше усы рукавом. Следом за Игнатом в землянку вошел закрывший руками лицо Василий Петрович и держащая его под локоть Зинаида.

–Какой вы пугливый народ, полицейские,– смеялась ведьма. – Побоялся один заходить, даже оберег у меня прикупил!

Тут только Игнат заметил, что на шее Следчего висит сушенная воронья лапка на верёвочке.

– Тьфу! – раздраженно сплюнул Полицмейстер. – Доложу, пожалуй, о ваших выкрутасах отцу Ефросинию…

Василий Петрович отнял руки от лица и посмотрел на Игната масляными от слёз, испуганными глазами.

– И чего вам надобно, ваше благородие,– отозвался из-за широкой спины Полицмейстера старик.