– Я никого не убивал!

– Когда отец приедет в усадьбу, я все ему расскажу.

– Делайте что хотите, – с этими словами я отпустил ее руку и ушел прочь.

Шли дни. Супруги Павловские по-прежнему проживали в столице, решая какие-то неотложные дела. После нашего разговора с Варварой я стал избегать ее. Меня не пугали ее угрозы, скорее мне было стыдно за свое собственное поведение тем вечером в библиотеке. Однажды сентябрьским утром я прогуливался в одиночестве у обрыва. Мои мысли были далеко и я не замечал, как вокруг умирает природа, деревья покрываются золотым сиянием и с реки веет настоящей зимой. Внезапно я обнаружил, что невдалеке стояла Варвара и рассматривала крону старого дерева. Заметив меня, она уверенным шагом стала приближаться.

– Это становится невыносимым, – сказала она, едва мы поравнялись. – Вы избегаете меня, как школяр! Теперь я почти уверенна, что вы вовсе не убийца. Вы не способны причинить человеку боль. Только себе самому.

– Что вы хотите от меня?

– Ну, простите, простите. Тысячу раз, простите. Это было глупо, жутко по-детски, писать вам эти записки. Но что я могла подумать? Я ведь видела вас с Глашей в Петербурге, и не один раз. Потом она обмолвилась, что скоро уедет от нас, выйдет замуж. Я сложила одно с другим. И теперь представьте, каково было мое удивление, когда в день смерти Глаши вы появились на пороге нашего дома?

– Вы правы. Но все совсем не так.

– Так это были вы или нет? Вас любила Глаша?

– Нет, это не я, – я решил соврать Варваре. Мне не хотелось говорить ей правду, ведь истолковать ее она могла как угодно.

– Ну и ладно. Это останется нашей тайной. Пойдемте собирать листья.

Весь день мы провели вместе. Варвара оказалась интересной, начитанной девочкой. Но в свои восемнадцать лет она была наивна как ребенок. Иногда мне казалось, что в семье Павловских все перепуталось: Саша был гораздо разумнее, чем его старшая сестра.

Тем же днем я получил первое за все время пребывания в усадьбе письмо от матушки. Оно встревожило меня и я решил, что попрошусь съездить в Петербург, как только Петр Исакиевич вернется.

Как-то в середине сентября все обитатели усадьбы стали свидетелями еще одного невероятного и пугающего происшествия. Саша заболел, его лихорадило несколько ночей подряд. Опасаясь за жизнь ребенка, я стал проводить ночи рядом с ним, наблюдая как тяжело вздымается и опускается его грудь в приступах лихорадки. Он часто просыпался и звал меня, и тогда я садился рядом и рассказывал ему глупые истории своего далекого детства. В одно утро, нас с моим воспитанником разбудил крик в гостиной. Я немедля спустился вниз и увидел, как Варвара забралась на стол и отчаянно кричит. Подбежав к ней, я схватил ее за руки:

– Что случилось?

– Змеи, змеи в гостиной, – она дернула рукой, будто я был одной из них.

Я вдруг увидел, как по деревянному полу гостиной скользят зеленые ленты. Около десятка змей приближались ко мне. В ту же минуту из кухни выбежала Маша, и умело размахивая садовыми граблями, стала бить по полу.

– Что я вам всем говорила! Демон в доме. Эти твари к нему ползут! Прочь, нечистая, прочь!

Я был напуган не меньше Варвары, с которой мы оказались абсолютно беспомощными. В эту минуту я был благодарен подоспевшей вовремя Маши, о чем сказал ей позже, когда встретил на кухне.

– Эх, вы, господин хороший, – только и ответила Маша. Я стал замечать в ее взгляде большое неодобрение. Обитатели усадьбы вообще относились ко мне весьма осторожно, что я объяснял себе, как недоверие каждому новому человеку. В тот же день у нас побывал кучер Ванька и привез записку от Алексея Петровича Гижицкого, в которой он немедля просил меня прибыть к нему. Болезнь Саши его обеспокоила, и он хотел передать через меня лекарство. Я отправился в путь вместе с Ванькой и уже через четверть часа был у Алексея Петровича. На пороге меня встретил Герцог, недружелюбно скаля на меня свои огромные зубы. Алексей Петрович, завидев меня из гостиной, стал размахивать руками: