– Но пирожное не внушает вам привязанность насильно.

– Разве одно мешает другому? Или вы думаете, я не в состоянии отличить истинную привязанность от внушаемой? Уверен, и вы почувствовали вчера разницу. Хотя противиться, признаю, очень трудно. Порой невозможно. Тем не менее несложно определить, где истинное чувство, а где сладостное принуждение. А теперь представьте, что оба ощущения взаимноналожились…

– Тогда я бы возненавидела это пирожное.

– Так, по-вашему, ненависть противоположна любви?

– А разве нет?

– Нет. Равнодушие – вот истинный антипод.

– То есть, пока я здесь, мне придётся любить ореховую корзинку?

– Именно.

– И нет другого выхода?

– Ну, разве что залепить себе уши воском. Потому что заставить корзинку молчать очень проблематично.

Скорее, нереально. А стоит леди Фабиане заговорить, а тем паче запеть, пытаться противиться её чарам – всё равно что дуть на океан в надежде отвести надвигающееся цунами.

– Но вам повезло родиться женщиной. На вас её влияние сродни легкому ветерку, – усмехнулся граф.

– А на вас другое?

– Другое, – уклонился от подробностей он, а расспрашивать было бы неуместно. – Да отложите вы, наконец, эту книгу! Между сиренами и русалками нет ничего общего.

– Разве?

– Да. Хотя многие ошибаются, считая их родственными. Когда-то мы тоже так думали… Знаете, однажды в наши края приехал бродячий цирк. Повсюду были афиши, сулившие зрителям невообразимое морское чудо: русалку. Фабиана загорелась пойти…

– И что же?

– Когда мы вошли в шатёр, нашему взору предстала ванна с формальдегидным раствором, в которой плавал начинающий подгнивать труп обезьяны: к верхней части туловища они леской пришили хвост крупной трески. Личико сморщенное, всё скукоженное и почерневшее – премерзкий уродец. Фабиана тогда очень разозлилась…

Могу себе представить: совершенную Фабиану Мортленд записали в родственницы полуразложившегося примата с рыбьим хвостом.

– Знаете, что она тогда сделала?

– Пожаловалась директору цирка?

– Лучше, – губы графа растянула хищная улыбка, он даже причмокнул. – Она позвала его в шатёр и самым сладким из своих голосов велела ему выпить формальдегид.

Я содрогнулась, не знаю, от чего больше: отвратительного рассказа или плотоядного удовлетворения, сверкнувшего в глазах графа при этом воспоминании.

– И он послушался?

– Вы ведь уже знаете, как убедительна может быть Фабиана. Не просто выпил, ещё и закусил своей русалкой.

– И остался после этого жив? – моё сердце покрылось холодной коркой, а колени начали подрагивать при мысли о том, во что я ввязалась.

– Понятия не имею, – беспечно пожал плечами граф и продолжил уже обычным тоном: – Когда мы уходили, его всё ещё выворачивало кровью, так что вполне мог и оклематься.

– А что же вы?

– А что я?

– Леди Фабиана – сирена, а потому… не обладает искрой.

– Не человек, вы хотите сказать.

Я кивнула и постаралась, чтобы голос звучал незаинтересованно:

– А в чём была ваша искра?

– Я, знаете ли, всегда был нерадивым ребенком. Гувернантки сменялись так быстро, что я не успевал запоминать их имена. Моя искра так и осталась слабенькой, на троечку.

Говоря это, граф улыбнулся уголком рта (он вообще никогда не улыбался полностью, только одной стороной, отчего улыбка никогда не получалась доброй), и это натолкнуло меня на мысль о том, что он не вполне откровенен.

– Да и это уже в любом случае не имеет никакого значения…

– …из-за запрета.

– Да, из-за него.

Женившись на представительнице другого вида, Кенрик Мортленд, по нашим законам, совершил кровосмешение. За что указом его императорского величества был пожизненно лишён права пользоваться искрой. Наказание страшное, а будь граф моего вида – наихудшее. Но у дворян искра куда более слабая, чем у гувернёров. Им под силу, развив её, выполнять несложные магические действия. Едва ли это можно назвать полноценной магией. Но приобретаемых в процессе учебы нехитрых навыков вполне достаточно, чтобы поступить на императорскую службу и сделать карьеру при дворе. У каждого дар проявляется со своими нюансами. Итоговый результат зависит от того, сумел ли воспитатель вовремя разглядеть склонность подопечного и усилить то или иное качество, развив его в настоящий талант. У нерадивых учителей подопечные так и остаются середнячками.