– Значит, мой кабинет придется переместить туда, где буду я, – тихо и настойчиво возразил Дру. – Мне нужны все средства, которыми мы располагаем, где бы они ни находились, меньшее меня не устроит. Ключ ко всему – человек по имени Крёгер, Герхард Крёгер, и я найду этого сукина сына, должен найти! Кто он? Где он?

– Он – врач, это мы знаем, и, должно быть, немец. – Медленно опуская и поднимая руку, как просил доктор, де Фрис пристально смотрела на Дру. – Ради бога, Дру, перестаньте.

– Что? – резко спросил Лэтем, отводя взгляд от ее раненой руки.

– Вы пытаетесь делать вид, что ничего не случилось, но это бессмысленно. Вы оплакиваете Гарри еще больше, чем я, но скрываете это, что губительно для вас. Перестаньте притворяться спокойным и поглощенным только делом. Таким был Гарри, вы – другой.

– Когда я увидел, что они с ним сделали, я поклялся себе оплакать его потом. Отложено, и точка.

– Понимаю.

– Неужели?

– Думаю, что да. Такую ярость невозможно сдержать. Вы жаждете мести, и это сильнее всего остального.

– Однажды вы сказали, что Гарри подходит к решению проблем или критических ситуаций sang-froid, а это, как я понимаю, означает «спокойно» или «бесстрастно».

– Правильно.

– Я недостаточно знаю французский, о чем мне часто напоминают, но это слово применяется и в другом значении…

– «De sang-froid» означает «хладнокровно», – посмотрев ему в глаза, сказала Карин.

– Точно. Именно это у Гарри прекрасно получалось. Его отношение ко всем явлениям жизни было не просто спокойным, или сдержанным, а холодным, холодным, как лед. Я составлял единственное исключение: когда он смотрел на меня, его взгляд теплел, чего я никогда не замечал в других случаях… Нет, пожалуй, тепло он относился еще и к нашей кузине, я рассказывал о ней: она умерла от рака. Он относился и к ней совсем по-особому. Если говорить о чувствах, она могла бы быть его Розой, пока не появились вы.

– Это, без сомнения, из «Гражданина Кейна» Уэллса?

– Конечно, это вошло в наш лексикон. Символ прошлого, имеющий для настоящего большее значение, чем кажется.

– Я никогда не думала, что он питал ко мне такие чувства.

– Как и Кейн. Мысленным взором он просто видел вещь, которую любил в детстве, и не находил, чем ее заменить. Оставалось только что-то совершать.

– В детстве Гарри был таким?

– И ребенком, и юношей, и мужчиной. Прекрасный студент с сильно развитым интеллектом. Он получил степень бакалавра, магистра и доктора философии, когда ему не исполнилось еще и двадцати трех. Он всегда стремился превосходить всех, свободно владел пятью или даже шестью языками. Да, он был редким человеком.

– Какая удивительная жизнь.

– Черт, полагаю, фрейдисты назвали бы его одаренным ребенком, поскольку он был далек от отца – как географически, так и духовно – и близок к дорогой, по-житейски умной, но не интеллектуальной матери. Она неудачно вышла замуж и решила, что должна быть привлекательной, милой и любящей. А вступать в споры незачем – ведь и так известно, что ей не победить.

– А вы?

– Думаю, я унаследовал немного больше, чем Гарри, гены моей матери. Бет – крупная женщина, в молодости удачно занималась спортом, в колледже была капитаном легкоатлетической команды девушек, и если бы не встретила моего отца, могла бы претендовать на участие в Олимпийских играх.

– У вас очень интересная семья, – сказала Карин, вглядываясь в лицо Дру, – и вы рассказываете мне о ней не только для того, чтобы удовлетворить мое любопытство, не так ли?

– Вы соображаете, леди… простите, я постараюсь больше не произносить этого слова.

– Ничего, оно мне начинает даже нравиться… Так почему?