Важная деталь: к моменту приезда Джин Бриггс уткухиксалик уже несколько десятилетий были обращены в христианство, что снова ослабляет аргументы в пользу древности их миролюбивых традиций. Любопытным стало наблюдение Бриггс того факта, что, возможно, эскимосы все свои скрытые эмоции с лихвой отыгрывали на собаках: «Они били своих собак, и Инуттиак делал это с необычной для него яростью. Даже его фантазии были особенно жестокими – полными поножовщины, порки и убийств». Совпадение или нет, но Колин Тёрнбулл писал о таком же поведении пигмеев мбути: «я видел, как пигмеи опалили перья ещё живых птиц, объяснив это тем, что мясо становится нежнее, если смерть наступает медленно. А охотничьих собак, какими бы ценными они ни были, безжалостно пинают со дня рождения до дня смерти» [224, p. 102].

Таким образом, культура эгалитарных народов выстраивается вокруг главной темы – не дать выделиться кому-то за счёт его умений или харизмы и уровнять всех и во всём. Это сдерживание людей, которые каким-либо образом могут разорвать ткань социального равенства, уже само по себе говорит, что есть что сдерживать. Причём очевидно, что в каждом человеке это выражено в разной степени: в ком-то слабее, а в ком-то сильнее. Вот последних и требуется сдерживать. Антрополог Брайан Хейден предлагает называть таких людей аграндайзерами (aggrandizers) – то есть теми, кто стремится к величию [159], и подробно описывает, как присутствие таких людей в каждом обществе в итоге приводит к грандиозным социальным переменам – включая интенсификацию добычи пропитания, развитие производящей экономики, становление вождеств и прочих иерархий.

Полагать, будто культура равенства даётся людям легко и даже естественно, сильно ошибочно. Боэм приводит многочисленные примеры того, как фактически в каждом известном обществе эгалитарных охотников-собирателей исследователи фиксировали случаи претензий отдельных личностей на власть – но группа этому противостояла. И порой даже посредством убийства той самой личности («выскочки», как называет их Боэм). Африканские пигмеи, бушмены, хадза, андаманцы, батек, палияр и другие – везде происходило подобное.

Известно, что у хадза роль лидера размыта и не носит авторитарного характера: в первую очередь это человек, пользующийся уважением и имеющий право разрешать споры. Но всегда ли так было? Как было сказано, когда-то вожди у хадза вполне могли быть. Могли ли встречаться среди них вожди деспотического склада? Как подчёркивал в знаменитой статье «Эгалитарные общества» Джеймс Вудбёрн [236], у хадза всё же были мужчины, которые «демонстрировали, что они не прочь попытаться доминировать над другими хадза, командовать ими, забирать их жён или грабить их имущество». Что же тогда делает хадза всё же эгалитарным народом, где господство одних мужчин над другими не сложилось в правило? Вудбёрн дал прямой ответ: дело в оружии. Наличие луков у каждого мужчины вело к возможности отмщения за любую обиду, а потому хадза, опасаясь возможной засады, откуда могла прилететь стрела, с соплеменниками были вынуждены вести себя деликатно. Вот так открывается ларчик секретов «эгалитарного общества». Вудбёрн прямо пишет, что доступность луков и стрел «действует непосредственно как мощный механизм выравнивания». При этом он подчёркивает ту же причину эгалитаризма у бушменов, мбути и батек – то есть всех тех народов, которых часто ставят в пример гипотетического равенства древних людей. В сходном русле рассуждал и Кристофер Боэм, полагавший, что в глубокой древности, когда у людей было только копьё, умелое владение которым сильно зависело от физической силы, деспотичные лидеры вполне могли быть нормой, так как не каждый мог бросить вызов выдающемуся воину-охотнику. Но изобретение однажды дальнобойного лука, не требующего особой силы в использовании, значительно уравняло шансы мужчин в схватке. Если рассуждения Вудбёрна и Боэма верны, и с учётом того, что возраст лука сейчас оценивается примерно в 70-80 тысяч лет, то можно полагать, до той поры человеческие общества без труда могли сталкиваться с властью деспотичных вождей. Не отсутствием ли луков объясняется тот факт, что австралийские аборигены были редкой культурой собирателей, знавшей авторитарных лидеров? [4, с. 118].