» [92, с. 130].

В реальности Камеамеа II был долго подстрекаем собственной матерью и другими статусными женщинами, чтобы решиться на такой шаг: они просили его публично нарушить древнее табу, потому что сами не могли себе такого позволить [192]. В описанном жесте видно, что, как и у хадза, именно мужчина может позволить себе перешагнуть запрет, следовательно, это запрет больше для женщин, а для мужчин же скорее соображение престижного характера, не рекомендующее есть в кругу людей более низкого статуса. Игнорируя такое соображение, мужчина демонстрирует снисходительность. Эта практика совпадает с сакральной сутью мужского дома, бытовавшего у многих народов древности: когда место собрания мужчин было запретно для посещения женщинам, тогда как мужчины без труда могли входить в семейные хижины женщин, но тоже, желательно, на непродолжительное время. Данные практики, вероятно, сопряжены с повсеместными представлениями о женской нечистоте, угрожающей мужчине, о чём подробно будет рассказано во второй части книги. Здесь же стоит отметить, что представления о нечистоте не связаны лишь с менструацией или беременностью, как широко принято думать, – в действительности эти представления связаны с мыслью об общей и глубинной инаковости женщины, которая угрожает мужчине в случае взаимодействия. Исключение женщин из сферы священного среди собирателей обусловлено в первую очередь представлениями о «низшей природе» женщины в целом, что и отражено в мифоритуальных комплексах, древность которых будет показана дальше.

Кроме всего упомянутого, более низкий статус женщин в разных обществах охотников-собирателей выражен в траурных обычаях и в похоронных обрядах: во многих культурах в случае смерти мужа женщине предписано держать более длительный траур, чем вдовцу, которому траур по поводу смерти жены может быть и вовсе не предписан. Похороны женщины также традиционно обставлены меньшей ритуальной атрибутикой, чем похороны мужчин, что снова обозначает их меньшую значимость.

В приведённых выше примерах можно заметить один нюанс. Эксплуатация женского труда осуществляется главным образом в браке: сооружение хижины для мужа, таскание дров для приготовления ему еды и т.д. Уже само по себе это наводит на определённые вопросы. Сам брак каким-то образом создаёт условия для индивидуального подчинения отдельной женщины? Или же женское подчинение существует ещё до брака и свойственно всем женщинам как группе в целом, а в браке оно лишь проявляется в полной мере?

Скорее всего – второе.

Интересный вектор дискуссии о мужском господстве задал Клод Леви-Строс, в своей фундаментальной работе «Элементарные структуры родства» (1949) указавший, что брак повсеместно – это обмен женщинами. Во всех культурах мужчины каким-то образом получили право распоряжаться женщинами, передавая их друг другу в качестве жён, хозяек, матерей или рабынь. Если брать конкретно общества собирателей, то решение о замужестве девушки почти всегда принимали её отец, дядя или брат. Так у бушменов, пигмеев, австралийцев и у многих других. Причём широко распространённой оказалась компенсация за невесту: жених должен был либо дать взамен невесты свою сестру или племянницу, либо вручить за неё какие-то дары (выкуп невесты – brideprice, bridewealth), либо же отработать перед её родителями (brideservice) в течение какого-то срока (у земледельцев это работа на их земле, у собирателей – регулярная добыча дичи для них). Так что столь хорошо знакомое всем «У вас товар, у нас – купец