Ступеньки сменяются очередным препятствием. Лори на ощупь старается опознать то, с чем столкнулись руки. Дверь. На слепое и немое мгновение мысли озаряются надеждой, она находит ручку, дергает. Но ничего не происходит. Она дергает еще раз и еще, отпуская эмоции и слезы. Плачет и практически кричит, продолжая дергать за ручку и с силой стучать в дверь. Старается не смотреть назад, не оборачиваться. Что-то неподдающееся выражению так и хочет снова забрать ее вниз.

На секунду она замирает. И воздух вокруг остывает после ее крика, тишина снова наступает. Она уже пожирает ее своим холодом и молчанием. Никто не слышит.

– Кто-нибудь… Пожалуйста!

Она накрывает голову руками и прячет в колени. От той яркой вспышки, что промелькнула в мыслях пару минут назад, не осталось и следа. Ей кажется, она кричит уже целую вечность. Но никто так и не услышал.

В детстве мама учила ее бороться со страхами самой. Учила прятаться под одеялом и стараться заснуть, и утро всегда наступало. Платяной шкаф мог казаться чудовищем, выжидающим в ночи. Но здесь нет ничего – ни времени, ни шкафов.

Лори останется на этих ступеньках, но ни за что не спустится вниз. В такой темноте воображение может сыграть особенно злую шутку. Она прячет голову в свитер, лишь бы ничего не видеть, и снова проваливается в сон, продиктованный болью в голове.

Каким непривычно быстрым был сегодняшний рабочий день. Ничто и никто не мог занять его мыслей дольше пяти минут. Но только Лори Бирн в его подвале. Невыносимо долго, целых три года он шел к этому дню, планировал, выжидал, искал, готовился. И вот наконец-то она там. Он сделал это. Все те девушки, что были до нее, – мусор, почва для его ошибок, дорога для его пути. Ни вины, ни сожаления больше в нем нет. Есть только Лори Бирн. Каким волшебным образом сменились все его серые годы, словно по взмаху волшебной палочки. Все идет как никогда прекрасно. Просто великолепно. И сейчас, замерев с ключами у двери, он прислушивается. Тихо. Значит, она все еще спит. Все его планы исполнены, все дальнейшее он предоставляет судьбе. Что она подумает, увидев его? Что вообще с ней произойдет, когда она проснется?

Не имеет значения.

Она здесь, и у него все получилось.

Джефферсон отпирает дверь и открывает тихо. Зажигает свет и тут же натыкается на нее прямо под ногами. Он выводит глазами все ее изгибы и не может оторвать взгляд. Рука, протянутая к двери, а если быть точнее, сейчас – к его ногам, пробуждает уверенность. Ее рука протянута к нему. Она просыпалась, она наверняка его звала. Джефферсон ставит фонарь на пол и аккуратно подхватывает ее на руки. И не тяжелая совсем. Держать ее на руках. Он никогда не мог об этом даже подумать. Так долго приходилось довольствоваться ею на расстоянии. Сколько самообладания было вложено в это расстояние.

Он опускает ее на одеяло и с минуту наблюдает, размышляя, что он сделает, если она сейчас проснется. К этому он готов лишь отчасти. Любая мысль в голове сменяется ее именем. А с ее именем любую отвлеченную мысль одолевает безразличие. Его разум пестрит вопросами, ответами, эмоциями. Вопросов, конечно, больше всего, но это не кажется ему весомой проблемой. Впрочем, как и ее пробуждение. Прежде чем взвесить решение, он достает из кармана шприц – он уверен, теперь будет пользоваться им чаще – и при первой ее попытке открыть глаза, ловит голову и прижимает к себе, перекидывая волосы за спину. Ее шея в доступности. Она и понять ничего не успевает, как получает новую порцию.

– Тихо, тихо, тихо, – он гладит ее волосы, продолжая прижимать к себе.