– Уйдите.

– Что ты сказала?

– Уйдите. Я прошу вас.

– Громче, Лори, я не слышу. Тебе разве так больно, чтобы шепотом гнать меня в шеи? Я не слышу тебя.

– Уйдите от меня, пожалуйста! Уйдите!

Мне хотелось соскочить и порвать его в клочья. Не потому что он врет. А потому что снова жарит меня на этом масле правды. Правды, которую я всегда знала. Которую хранила в самом дальнем ящике своей памяти.

– Зачем ты это делаешь! Зачем! Чего ты добиваешься? Я больна для всех вокруг, что еще тебе нужно? Ненавижу! Только принеси мне этот нож, и я убью тебя! Что мне терять!? Ненавижу!

Он посмеялся и ушел довольным, как после хорошего представления.

Я почувствовала, как вспотели ладони и слегка закружилась голова.

Я почти проваливалась в сон, но мне и не хотелось просыпаться. Надежда была убита во мне еще после смерти мамы, а это лишь еще один пинок. Через несколько минут он вернулся, молча оставил рядом со мной нож, постоял напротив и так же молча ушел. Живым и здоровым.

Он снова оказался прав.

Пока я держала в руках этот чертов нож, во мне жила надежда на то, что утром меня здесь не будет. На то, что «очередное завтра» больше не настанет. Он больше не придет, и мне больше не будет больно. До пустоты в голове я ждала свободы. Как удивительно, однако: люди боятся умирать, но при этом могут убить себя. Я не исключение. Только вот в конце концов я поняла, что смерть – мое единственное спасение. Так забавно было то, что в руке я держала маленький кусок стали, по размерам меньше предплечья. И этот предмет мог отнять мою жизнь.

Долго думала о записке, а потом просто поняла, что он не заслуживает таких откровений. Все, что мне дорого, останется только со мной. Вырвав из своего блокнота один лист, я аккуратно, в самом низу, вывела: «Гори в аду».

Как же сладко разливалось во мне это ожидание.

Холодок на коже от прикосновения. Сильнее. Сильнее. А теперь веди.

Так дважды.

Лори открывает глаза и ощущает приступ паники. Она приподнимается с земли, всматриваясь в кромешную темноту, что окружает ее со всех сторон. Она не видит абсолютно ничего. И сомневается в том, что действительно проснулась. Темнота вокруг обжигает холодом и запахом сырой земли. Лори протягивает подрагивающую руку перед собой и не встречает препятствий. Как далеко не будет ничего впереди? Это чувство ей знакомо: темнота, щелка света под дверью и включенный где-то наверху телевизор. Но почему же сейчас вокруг нет абсолютно ничего?

Лори проводит вытянутыми руками по сторонам и правой натыкается на твердую холодную поверхность. Камень. Может быть она просто ослепла? К горлу подбирается комок страха. Такой же холодной был камень на маминой могиле. Она проглатывает этот страх, открытыми глазами смотря в никуда и продолжая вести рукой по стене. Осмеливается подняться на ноги и провести руками над головой. Ничего. А что она помнит? Она помнит, как села в машину к дяде Альфреду, как они свернули на заправку и все…

Может быть, они попали в аварию, а так выглядит смерть? Лори хочется перейти на крик, но она боится тревожить эту необъятную темноту вокруг, потому что не знает, что или кто может в ней скрываться. Тихо всхлипывая, она делает несколько шагов, пока ноги не натыкаются на первое препятствие. Она замирает, зажимая ладонью рот и чувствуя, как первые слезы начинают прожигать кожу. Как же она боится. Воображение рисует самые страшные картины в голове. Она чувствует, как секунду за секундой теряет свой человеческий облик. Забери у человека способность ориентироваться, вырви память, заставь ослепнуть и приправь темнотой – все остальное обострится, сам воздух станет осязаем. Лори делает еще один неуверенный шаг и поднимается на первую ступеньку, затем еще на одну. Она опускается на колени и дальше рыщет дрожащими руками перед собой. В голове начинает звенеть, стоит закрыть глаза – и она выпадает даже из этой темноты, туда, где еще темнее. Она старается держать глаза открытыми, хотя по-прежнему не видит даже собственных вытянутых перед собой рук.