Так и получается, что остаюсь на месте.

Воспоминания из подвала возвращаются смутными обрывками, и от этого мне порой становится страшно. Да и в целом не владеть, казалось бы, собственным рассудком – это страшно. Я держусь за Питера. Еще неделя-другая, и это будет уже не метафора. Мне иногда хочется впиться ногтями в его зеленый свитер и дальше идти только с ним. Он хорошо играет, днем мы никогда не говорим о том, что могло происходить между нами в любой другой день наедине. Но эти моменты вроде задержавшегося взгляда или простого вопроса в коридоре: «Как ты?» – делают меня в разы счастливее. Я как будто чувствую настоящее тепло, которое прогревает промерзшую землю моих мыслей.

И он, конечно, все еще здесь, как же иначе.

Но пол другой, как будто каменный. И слишком холодный. Вчера я знала, что он был прямо за спиной. С какой-то периодичностью наступают странные дни, когда он действительно не делает ничего, кроме того что наблюдает. Наблюдает из-за угла за мной на полу и говорит все то, что может втоптать меня еще ниже.

– Я хочу, чтобы ты действовала против меня. Силы неравные, но я хочу видеть хотя бы какое-то сопротивление. Иначе я сделаю все, чтобы это длилось как можно дольше. Ты и без того сидишь практически в могиле. Но лопата-то у меня. Я могу это прекратить, а могу сделать эту яму глубже. Ты обвиняешь меня в том, что я причиняю тебе боль, но даже не сопротивляешься. Ты даже перестала жаловаться своему Питеру на то, что я все еще здесь и уходить не собираюсь.

Но Питер мне просто не верит.

До малейших подробностей, до мелочей, рассыпанных бисером в повседневности я помню другое. Наверное, по пальцам можно пересчитать те дни, когда я оставалась одна по ночам. Могла высыпаться или просто жить, но всегда ждала какого-то подвоха, поворота засова в двери. По ночам здесь спит все: стены, коридоры. Спят все болезни, что гнездятся в безутешных разумах изо дня в день. Тишина разливается морем вокруг. Я люблю… слушать, как гудят трубы в ванной. Этот ужасающий, воющий, но в то же время успокаивающий звук. Бывает, иногда Митци выстукивает свои сны по батареям. Она всерьез верит, что так гонит их прочь. Из своей же головы, в которой все они рождаются. Подобные ситуации присутствуют в фильмах в жанре ужаса. Глупо, на самом деле. Не мне говорить, но никто здесь никого не мучает. Душевные недуги непостижимы, а этим людям не ужиться с миром за пределами этих стен, где бытует миф о нормальности. Этот мир попросту съест их, прямо-таки сожрет с потрохами. Поэтому недели перетекают в месяцы и сотворяют годы. О чем я только здесь не думала, не имея ключей и часов. Теперь мне известно больше об этом месте, иногда я имела возможность перекинуться парами фраз с соседями.

Вот, к примеру, время. Глупо, что люди, считающие себя богами в этом мире, ограничены циферблатом, в масштабы которого им все никак не влезть.

Сегодня я выходила в зал с библиотекой. Хотела найти Эдгара По, но, увы… Его книг там не было. Я провела минут тридцать, читая стихи Бродского, но это все же никак не совпадало с тем, что я искала.

Это для меня казалось чудом увидеть что-то, кроме четырех стен, но все остальные… Они живут здесь, живут в этом маленьком мире и почти счастливы. Они даже не знают, что для жизни за этим забором они бы стали просто «мусором». Теми, кого бы не сажали в первую очередь в шлюпки на «Титанике», будь то дети или женщины. А ведь есть здесь дамы обеспеченные. Даже та самая Митци. Слепая и практически потерявшая слух, двое суток спала в доме со своим мертвым мужем, пока все это не обнаружила соседка. Когда-то ее муж владел ломбардом, был человеком знатным в наших краях, но дети быстро расправились с этим делом, а после переехали в Штаты в поисках лучшей жизни. Но это другая история…