А еще он учил управлять гордыней. Ибо гордыня – одна из самых распространенный причин гибели дураков. Тебе кажется, что ты что-то понял, что ты что-то знаешь, и разумеется, первым делом ты решаешь поведать об этом миру, решаешь, что на основании какого-то там местечкового понимания ты умнее других и выше всех на свете. Ты высовываешься, и мир тебя сжирает. Распространенная схема. Бог создал много веселых вещей, говорил Виктор. Эволюцию, возможность многих вероятностей. А еще – гомеостазис. Механизм, призванный сохранять статус-кво, невзирая на лица. Машина, которая с абсолютной безукоризненностью срубает торчащие головы. И единственные способ с ней совладать – не высовываться. Или высовываться незаметно. А самая глупая причина высовываться – гордыня. Ибо, может Бог и сотворил гомеостазис, но сам гомеостазис сотворил гордыню человеческую, желание выболтать всем и вся, откровенность. Просто чтобы легче было работать – находить и успокаивать тех, кто выпендривается.

Как он учил? Это был процесс вообще ни на что не похожий. Мог часами разглагольствовать, объяснять что-то, будоражить твой мозг чем-то настолько необычным и кажущимся настолько правильным и оригинальным… А потом совершенно недвусмысленно дать понять, что он просто над тобой издевается, пудрит мозги, и эта беседа – спектакль, весь смысл которого состоит в том, чтобы развлечь не зрителя, а самого актера. И, когда ты, вот так вот вывалянный в очередной истине как в дерьме, начинал беситься, это веселило его еще больше. И он, в сотый раз сообщал тебе, что нет в мире ничего правильного и неправильного, нет верных и неверных решений. Если только это не связано с жизнью и смертью, с достижением цели. Нет абсолютных истин. Он мог доказать тебе что-то одно, а на следующий день доказывал совершенно противоположное.

Кто-то считает, что воспитание – это помощь в поиске опоры под ногами. Виктор эту опору к чертовой матери вышибал, доказывая, что никакой опоры не существует и быть не может, что такая опора, вера в нее – дурацкий самообман. В жизни нет ничего стабильного, однозначного и надежного.

И много еще чего.

Однажды он натянул рыболовную леску перед порогом своей комнаты. Я вошел и тут же растянулся на полу. И, разумеется, жутко взбесился. А когда он сказал «Смотри под ноги», взбесился еще больше.

– Зачем вы это сделали? – злобно спросил я.

– Дурацкий вопрос. Чтобы ты упал.

– Зачем?

– По-моему, чертовски весело. Правда, если бы ты смотрел под ноги, весело бы не было. Тогда ты бы выиграл, а я – вот печалька – проиграл. Но пока ты будешь злиться всякий раз вместо того, чтобы сделать выводы, я постоянно буду выигрывать.

Я стал смотреть себе под ноги каждый раз, когда заходил в его каморку. Но во второй раз он натянул леску у входа в спортзал.

– А если бы кто-нибудь другой вошел раньше? – возмутился я, поднимаясь с пола и потирая ушибленное.

– Тогда навернулся бы он, – пожал плечами Виктор. – А ты бы посмеялся. И может, до чего-нибудь додумался.

Я додумался до того, что стал проверять все двери во всех помещениях в которые входил или выходил на наличие лески. Но лески больше не было. В следующий раз на меня опрокинулся таз с холодной водой. В итоге я стал искать ловушки повсюду. Спустя годы эта привычка не раз спасала мне жизнь.

Разумеется, он учил меня драться. Но совсем не так, как учат во всех этих секциях, перепоясанных цветными поясами и корчащих из себя то японцев, то китайцев.

– Это забавно, – говорил про такие секции Виктор. – Впрочем, как хобби вполне оправдано. Все сводится к тому, что двое люто ненавидящих друг друга типов безо всякого оружия сошлись на абсолютно ровной площадке, и их обоюдная ненависть не помешала им договориться не бить друг друга по причиндалам, не кусаться и не выцарапывать глаза. У тебя талант в таких вопросах, и ты это знаешь. Используй все, что есть, смотри по сторонам.