Да, он учил бить, хватать, выворачивать конечности (сам он делал это мастерски, надо признать), но при обучении всегда присутствовала расставленная в самых неудобных местах мебель, он вполне мог ткнуть под ребра простым ключом, или авторучкой, и уж разумеется не обходилось без натянутой в самых неожиданных местах лески. Ловушки он любил. Заставлял драться сидя на стуле. Стоя спиной к стене и постоянно повторял, что нужно быть идиотом, чтобы позволить себя загнать в подобное положение.
А однажды… Странно, он никогда не брал с меня никаких обещаний в том смысле, что я не стану драться со сверстниками и как-то применять его науку. Ну в самом деле, для чего обучаться науке, если ее не применять?. Только для ради правого дела? Только вот не сам ли Виктор говорил, что никакого «правого» и «неправого» дела не бывает. Бывает только то, что считается правым или неправым. Но я сам старался избегать острых ситуаций. Совершенно сознательно – просто потому, что боялся. Боялся, что случись неприятность, и наше с ним общение прекратится. Или просто не сможет продолжаться на том же уровне. И правда – если бы директор школы, или Большой Папочка узнали бы чему и как он меня обучает, их бы удар хватил. И я старательно играл роль исправляющегося хулигана. Потому что, помимо всего прочего, в какой-то момент мне стало безумно весело водить их за нос и обманывать.
Виктор учил как говорить и что говорить в разных ситуациях, объяснял, что обмануть и запутать потенциального противника намного веселее, чем просто набить морду. Набив морду, ты всего-навсего побеждаешь его физически. Но, в то же время, ты соглашаешься играть на его поляне и по его правилам, ибо драка – именно то чего он ждет. Но обманув, ты получаешь возможность им манипулировать. Это в сто раз интереснее.
Такая вот наука.
Но я же был подростком – то есть, человеком, готовым в любой момент слететь с нарезки. Кто-то иногда меня цеплял, злил, выводил из себя. И однажды я признался Виктору, что хочу кого-то там убить. Кого я хотел убить? Черт, даже не помню. Но хотел явно.
Он посмотрел на меня и некоторым интересом. А я избегал глядеть ему в глаза. Почему? Да без всякой причины. Почему провинившиеся дети упорно смотрят в сторону? Потому что провинились.
Виктор рассматривал меня долго, а потом выдал:
– Ты такой красивый, когда смущаешься.
– Чего? – обалдел я.
Виктор заржал.
– Нет, ну правда, – проговорил он сквозь смех. – Ты и впрямь такой красивый. Надо смущать тебя почаще.
– Зачем?
– Получать эстетическое удовольствие. Чтобы получить другое удовольствие ты, увы, не подходишь ни по полу, ни по возрасту.
Я криво усмехнулся, совершенно не понимая как на такое реагировать. То есть, я уже говорил, что я красавчик – и девчонки уже успели мне на это намекнуть, да и вообще. Но вот так, в лоб, об этом говорил только Виктор.
– Ну не парься ты, – фыркнул он. – Смущаешься, как… не знаю кто. Это всего лишь жизненное обстоятельство. И причем весьма приятное. Кто-то хорошо рисует, у кого-то способности к музыке, у кого-то диабет. У тебя красивая морда. Ну и что? Прими это как данность и пользуйся тем, что есть.
– Я уже пользуюсь, – краснея от гордости (блин, оказывается, бывает и такое), ответил я.
– Не-а, – возразил Виктор. – Я не про девчонок.
– А про что? – растерялся я.
Он задумался на какое-то время, потом задумчиво повторил:
– Про что. Да про то, что ты нравишься людям. Ты очень приятный парень, и если бы ты не вел себя из принципа как психованный козел, мог бы извлечь пользу из своей внешности.
– Как?
– Каком к месту. Ты нравишься не только девчонкам – ты нравишься женщинам, мужчинам. То есть, морда твоя нравится. И в этом, как ни странно, нет ничего сексуального. У женщин, при взгляде на тебя включается аппарат умиления и материнский инстинкт. А у мужчин – отцовский инстинкт. Все хотят с тобой общаться, хотят тебе помогать, чему-то научить. Их просто тянет к чему-то прекрасному. А ты им плюешься в глаза кислотой. У тебя от природы такой инструмент манипуляции, а ты им ни фига не пользуешься. Дурень.