– Пьет – это верно. Курит – тоже верно. А вот воровать?! Не верю! Он не может. Аллах свидетель тому!

Марьям, не договорив, резко встала, заложила пальцы за ремень, опоясывавший комбинезон, и расправила складки, как это делают бывалые солдаты перед построением. Кивнула затем в сторону окна.

– Вон, зоотехник идет. Мне, простите, пора.

– Здравствуй! – раздался радостный бас Ибрагима Хусаинова. – По душу Гамзаева приехал? Грязная она, это я тебе говорю. Я – Ибрагим Хусаинов.

– А Марьям другое говорит.

– Что Марьям?! Женщина, она и есть – женщина. Если спит с мужиком, он для нее святее Али. А Руслан не святой. Он анашист и пьянь. Второй день без просыпу. Куда такое годится? В гости к нему, видите ли, приезжали. Друзья. Какие? Откуда? А работа, на которую подрядился для колхоза, стоит.

Майор Кулибеков слушал Ибрагима, сам же думал о Марьям Садыковой, с такой горячностью защищавшей Гамзаева. Есету не хотелось подозревать женщину, по всему видно влюбленную в Руслана, но не верить руководителю добровольной народной дружины, человеку честному до щепетильности, он тоже не мог.

«Жизнь покажет», – успокаивающе рассудил Кулибеков, наматывая на ус все новости, о которых сообщал ему давнишний друг.

От второй пиалы чая он отказался, ибо время подпирало, начальник милиции наверняка уже у себя в кабинете, а у него тоже, видимо, карман не пустой.

Увы, у майора Досмагамбетова, он оказался совсем тощий, как хурджун в конце длинного пути. Или майор милиции осторожничал? Да и как не осторожничать, если все, кто приезжал в эти дни в Джаланты, были местными. Вызывал только подозрение студент Абдылбек, приехавший навестить дядюшку с тетушкой. Прервать учебу перед самой сессией оттого, что прихворнул немного дядя, не очень вразумительно.

– Но в день кражи Абдылбек был у дяди на джайляу. Сейчас, наверное, спускаются чабаны. Абдылбек – с ними. Хочу послать туда сотрудника, пусть еще раз проверит, только, думаю, пустой номер.

– Верно, – согласился майор Кулибеков. – Лучше не распылять силы. Дождаться лучше, когда Абдылбек вернется, – затем спросил: – А в селах и аулах перед Джалантами кто появлялся? Не интересовался?

– Какой-такой ты друг, если равняешь меня с безмозглым ишаком? – с нарочитой обидой воскликнул Досмагамбетов. – Только один, в Ивановке, не наш. Портной. Участковый приглядывает за ним. Еще несколько парней. Здешние. Работают в области. В отпуск приехали. Не спускаем и с них глаз. На всякий случай. Но, друг, ты сам всегда говоришь: не пойманный – не вор.

– А как Гамзаев ведет себя?

– Пьет и курит. К нему заходил Абдылбек. После него и начал Расул шайтанить. Может, Абдылбек принес анашу? Голова говорит: нет фактов, только подозрение; душа говорит: арестовывать нужно.

– Давай повременим. Усилим наблюдение. Я попрошу дружинников. А с Марьям говорил?

– С Марьям? Она его чуть не святым считает.

– Пусть считает. И если не ошибается, совет им и любовь.

Тихо и торжественно начинался новый день. На пригорках весело шелестели листвой розовокорые горные березы, не такими уж угрюмыми казались вековые ели, которые облепили пологие склоны ущелий; даже лысые сырты с редкими кустиками перистого ковыля и жухлой осоки, которую местные жители называют волосами старухи, выглядели почти нарядно; и только одного, самого привычного для души русского человека в минуты рассвета, не доставало – птичьего разноголосья: нет в заоблачных перелесках ни малиновок, ни соловьев, ни синиц, ни чижей, только гордые орлы молчаливо сидят на голых скалах или кружат в вышине, выглядывая лакомую добычу.

«Вот бы кого приручить, – подумал капитан Колосов. – Любого нарушителя засекут».