– Дядя, – выпалил в окошко паренёк, запыхавшись от бега, – а вы кольца золотые делать умеете?

– Какие кольца? – пожилой ювелир оторвался от своей работы и сдвинул сильные очки на кончик носа, вообще ничего не понимая.

– Ну, как какие? Золотые, – начал объяснять Пашка, – я кусок золота принесу, а вы маме кольцо сделаете?

– Так, какой кусок золота, парень? – ювелир начал злиться, увидев мальчишку, отвлекающего его от важной работы. – Иди-ка ты отсюда, пока уши не оборвал! Босо́та!

– Эх, дядя…, – бросил Пашка, махнув рукой, и побежал домой.

«Вот я посмотрю на тебя, дядя, когда принесу тебе кусок золота и попрошу сделать для мамы самое-самое красивое кольцо», – думал мальчишка, на всех порах мчась домой.

Влетев в квартиру, Пашка скинул с себя одежду прямо на пол в коридоре, оставшись только в школьных брюках и белой рубашке с галстучком на резинке. Схватил в кладовке тяжеленный чемодан и приволок его на кухню. Вынув ножовку по металлу, он осторожно достал из кармана драгоценную шайбу. В принципе, Пашка знал, как использовать инструмент, ведь он всякий раз внимательно следил, как работал дядя Миша. Порой, пока папа не видел, пробовал сам что-то попилить или постучать молотком. И это ему очень нравилось, но он постоянно помнил предостережение отца о возможных травмах рук.

Вот только сейчас в запале Пашка позабыл все папины предупреждения и взялся за деревянную ручку ножовки. Сначала он пытался пилить резину на столе, но шайба елозила, а полотно ножовки, прыгая, так и норовило поранить пальцы левой руки. Мальчишка долго пытался приспособиться, пока не сообразил положить шайбу на табуретку с правого края и придавить левой ногой. Теперь дело пошло. На полу появились чёрные стружки, а ножовка с каждым движением врезалась глубже и глубже в шайбу. Пашка устал. Ножовка, то и дело брыкалась и выгибалась, грозя сломаться. С горем пополам, вспотевший пацан пропилил больше половины шайбы, придерживая уже левой рукой упрямо выскальзывающую из-под ноги резину, как в уставшей руке ножовка извернулась, полотно звонко лопнуло, и Пашка со всей силы вонзил её обломок себе в левую кисть между большим и указательным пальцем.

– Зараза!!! – закричал мальчишка, досадуя, что сломалась ножовка, и он не сможет допилить шайбу, не сможет достать золото, не сможет сделать маме подарок.

Сразу хлынула кровь, но Пашка не чувствовал боли. Он быстро взял в аптечке бинт и спешно замотал рану, как учила его мама-врач, и принялся рыться в чемодане с инструментами. Там оказалась ещё одна ржавая ножовка.

«Ерунда, – думал мальчишка, глядя на почти распиленную шайбу, – ещё немного осталось, потерплю».

Он принялся пилить дальше, но рука начала всё сильней и сильней щипать, а потом уже и болеть. Кровь просачивалась через бинт и капала на пол. Пашке пришлось отвлечься и забинтовать ещё больше, при этом он заляпал кровью белую рубашку и брюки. Однако с таким бинтом было неудобно придерживать шайбу, которая упорно не хотела распиливаться. На полу вместе с рассыпанными чёрными опилками теперь виднелись крупные капли крови, которые никак не замечал Пашка и которые размазывал по кухне ножками табуретки и тапками.

Послышалась открывающаяся входная дверь, и вошла мама. Она чуть раньше пришла со смены из больницы…

Через пару часов, когда мама, как опытный хирург, сама зашила сыну руку, не вникая в причины произошедшей травмы, а борясь с её последствиями, пришёл отец. Не допиленная шайба так и лежала в засохшей крови на табуретке. За всё время, пока мама делала анестезию и обрабатывала рану, пока штопала Пашку и делала противостолбнячную сыворотку, сын молчал, как партизан, ответив на резонный вопрос матери короткое: