История с шайбой из золота быстро распространилась по классу Пашки и даже стала известна в параллелях. Над парнишкой открыто смеялись и дразнили то уничижительно «шайборезом», то обидно «шрамом». Пашка злился, огрызался в ответ, иногда дрался, получая больно по носу, из которого сразу шла кровь. И всё чаще плакал от обиды, где-нибудь в углу класса или рекреации. Друзей у мальчонки не было даже в музыкальной школе – занятия-то индивидуальные, а не коллективные.

Учительница заметила происходившее и на очередном собрании октябрятского отряда пыталась разобраться, почему же Пашка оказался изгоем в классе.

«Вы будущие пионеры, а пионеры, всем ребятам примеры, – увещевала класс Елена Павловна, – а, как вы относитесь к своему товарищу? Разве октябрята и будущие пионеры так поступают?»

И вроде бы разобралась, вроде дети пообещали учительнице относиться к Сидорову по-товарищески, но ребята оказались хитрее. При учительнице с Пашкой они вели себя подобающе, даже разговаривали с ним. Когда же Елена Павловна не видела, то дразнили и поддевали Пашку ещё сильнее, чем прежде.

Парнишка ненавидел ребят, ненавидел школу и начал прогуливать уроки. От нечего делать он изучал учебники, даже сам занимался математикой и письмом. Дочитал весь учебник по чтению, чем значительно улучшил свой навык чтения. Ещё он принялся разучивать по нотам вне учебной программы музыкальной школы так любимого им Бетховена, Чайковского и Шуберта, но у него мало, что получалось – пальцы рук ещё не выросли.

Конечно, Пашку застукали с его прогулами. Состоялся серьёзный разговор с родителями и пришедшей к ним домой Еленой Павловной. Взрослые решали, как быть, понимая причины прогулов мальчонки.

Пашке что-то советовали, говорили, как себя вести с ребятами, но мальчишка не слушал, машинально обещая больше не прогуливать. Однако, всё оставалось на своих местах, и родители ничего не могли сделать, ведь сам Пашка упрямо не желал общаться с ребятами, продолжая изредка прогуливать школу. Постепенно паренёк превратился в неразговорчивого буку, и ребята оставили его в покое – какой интерес дразнить и обзывать, если никак не реагируют.

Пашкин папа был ещё и коллекционером, собирающим бумажные денежные знаки. Бонист, так называл себя папа, очень гордился некоторыми, как он говорил, редкими купюрами, иногда показывая коллекцию приходящим домой гостям. Пашка не разделял отцовской радости по поводу этих стареньких блёклых и мятых бумажек.

«Какой от них прок? – думал Пашка. – На них же ничего не купить».

И вот однажды во втором классе на уроке учительница рассказывала о деньгах, как они появились, какие были раньше. Вдруг Пашка, после вопроса Елены Павловны, видел ли кто-нибудь старинные деньги, поднял руку. Это было несколько необычно, ведь уже давно Пашка перестал сам вызываться для ответа.

– Ну, Сидоров, давай, расскажи нам, – несколько обрадовавшись, что мальчишка изъявил сам желание что-то сказать всем, разрешила учительница.

– У меня есть бумажная денежка в целых пять тысяч рублей, – встав, ответил Пашка.

– Паша, таких бумажных купюр не существует, – досадливо сказала Елена Павловна, – это очень большая сумма, поэтому не выдумывай. Садись на место.

По классу послышался смех, и вновь посыпались в адрес Пашки дразнилки. Учительница приструнила детей, удержав дисциплину в классе. Пашка насупился, но молча решил доказать, что он прав, а они все вокруг дураки.

После школы, пока отца не было дома, Пашка стащил из коллекции купюру в пять тысяч рублей с изображением Ленина. Бона датировалась 1919 годом, и мальчишка не понимал, что те пять тысяч рублей не те, которые сейчас.