) – более гибкой правовой системы, конкурирующей с судами общего права. Во-вторых, будучи очень гибкой институциональной формой, траст оказался одним из первых институтов частноправового характера в английском праве. Используя институт траста, конкурирующие политические группировки внутри элиты могли формировать трастовые связи безлично и формально, исходя из собственного усмотрения и интереса, не опосредованного земельным держанием. Благодаря этому траст оказался одним из наиболее действенных способов организации патронажа, а позднее – акционерного капитала и акционерных обществ в английском праве справедливости.306

Таким образом, на протяжении «долгого XVIII в.» английское общее право трансформировалось из правовой системы, построенной на системе привилегий для ограниченных групп элиты, в формальное и безличное право для всех, кто имел возможность прибегнуть к королевскому правосудию. Фактически к началу XIX в. получил распространение принцип верховенства права для конкурирующих группировок политической элиты, который возник вместе с обширной сетью институтов, управляющих, регулирующих и следящих за соблюдением права. В силу своей публичности, а также благодаря комплексу институтов, позволявших разрешать частноправовые споры при помощи публичноправовых средств, английское общее право в первой трети XIX в. обеспечивало безличный обмен между элитами. Формой этого обмена стал институт трастов, получивший самое широкое распространение в XVIII – начале XIX вв. Последние, будучи специфической юридической формой бессрочно существующих и независимых от государства организаций, сыграли огромную роль в процессе институционализации патронажа и формирования организаций, преследующих политические цели.307 Принцип верховенства права для конкурирующих группировок политической элиты, в том числе фракций внутри парламента, оформившийся во многом благодаря институту траста, обеспечил поразительный консенсус в отношении ценности и значимости общего права для политической элиты, который был характерен для первой трети XIX в.

Второй аспект своеобразного влияния общего права на процесс трансформации конституционного устройства и партийно-политической системы Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в., проявляется в том особом значении, которую оно имело для юридической фиксации прерогативных полномочий английской короны. Исследование этого аспекта проблемы способствует пониманию того, при помощи каких правовых инструментов обеспечивался консенсус в отношениях между королевской властью, кабинетом министров и парламентом, и каким образом эволюция этих отношений способствовала трансформации традиционных политических институтов в конституционные механизмы и политические практики современного типа, превращая личные привилегии политической элиты в безличные политические отношения.

Вопрос о том, каковы границы власти или прерогативы короны, традиционно был одним из наиболее существенных в английской политической повестке. Еще сэр Дж. Фортескью утверждал, что английские короли находились в исключительном положении потому, что, нуждаясь в одобрении парламентом законов и налогов (dominium politicum), обладали и собственным набором полномочий (dominium regale).308 Дж. Фортескью был не совсем прав: dominium politicum et regale было в Европе повсеместным явлением, а не исключением.309 Для английской политической практики, обусловленной, как было показано выше, положениями общего права, характерной была убежденность в том, что монарху, который пользовался доверием народа, не было необходимости отчуждать собственность подданных силой: они свободно отдавали ее на законные нужды монарха. Абсолютная власть короны в ее прерогативной сфере также никогда не подвергалась сомнению, поскольку монарх здесь выглядел не угрозой, а гарантом прав подданных.