Теория общего права, сформулированная выдающимся правоведом У. Блэкстоуном в XVIII в. предполагала, что норма права «открывается» судом в процессе производства по конкретному делу. В соответствии с основами этой теории статутное право (statute law), понимаемое прежде всего как королевское законодательство, находится в весьма специфическом положении по отношению к общему праву: оно является скорее исключением, поскольку творит норму с целью немедленного устранения возникших противоречий.298 Подлинный смысл права является в практике, длительности применения и опыте. Судебное решение как основа общего права всегда ретроспективно: оно относится к событию, которое имело место в прошлом. Поэтому суд провозглашает право в том виде, в каком оно уже сложилось к моменту вынесения судебного решения, т. е. использует его таким, каким оно было до этого, а не таким, каким оно должно быть. Сопоставляя право с языком, У. Блэкстоун считал, что правовые нормы появляются так же, как языковые единицы. В некотором смысле язык и право «придуманы» людьми и имеют общую природу, поскольку происхождение их неизвестно.299

Влияние столь специфичной правовой системы на процесс трансформации конституционного устройства и партийно-политической системы Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в., было многообразным и противоречивым. Его осмысление требует особого внимания к нескольким аспектам проблемы, первым из которых является роль английского права в становлении тех институтов и правовых инструментов, которые, обеспечивая относительный консенсус для конкурирующих групп политической элиты, создавали условия для постепенной трансформации личных привилегий в формальное и безличное право. Главную роль в этом сыграло английское общее право.300

Идея о том, что формальное и безличное право общее право стало основой политического и конституционного развития в период от Славной революции 1688 г. до первой парламентской реформы 1832 г., является одной из характерных для вигской историографии. Однако, если вигская историографическая концепция в последние сорок лет была подвергнута серьезной критике, то в отношении той роли, которую сыграло общее право, такой ревизии не произошло. Поэтому, обращаясь к исследованию той роли, которую сыграло общее право в процессе трансформации конституционного устройства и партийно-политической системы Великобритании первой трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в., следует с осторожностью относиться к целому комплексу упрощений, характерных для вигской историографии.

Во-первых, следует помнить, что Вестминстерские королевские суды общего права никогда не являлись тем, чем для нас являются сегодня суды общей юрисдикции Вплоть до судебной реформы 1875 г. обращение в королевский суд рассматривалось как привилегия, о предоставлении которой частные лица обязаны были просить. Перечень случаев, когда выдавались судебные предписания, расширялся очень медленно. Их насчитывалось 56 в 1227 г., когда был составлен их первый список для судей, и только 76 в 1833 г., когда подобный порядок обращения в королевские суды был пересмотрен.301

Во-вторых, нужно обращать пристальное внимание на то, к защите какого права прибегали субъекты правоотношений. Королевские суды, для которых существовал единственный интерес – интерес королевства и короны – уже в период Славной революции 1688 г. получили в Англии самую полную юрисдикцию. Напротив, суды, рассматривающие споры частных лиц (именно к такой категории в привычной нам системе права относятся земельные споры, составляющие подавляющее число тяжб в традиционной феодальной системе), не получили распространения, а вместе с ними не получило распространения само понятие частного права. Известный юрист Гленвилл уже в конце XIII в. прямо писал о том, что частные соглашения не охраняются судами английской короны. Все тяжбы, подсудные королевской юрисдикции, рассматривались как споры публично-правового характера.