В комнате зацокали каблуки, и на пороге остановилась Белка: волосы ее были подняты в высокую прическу, два локона спускались к ушам, плечи и руки были голые, в ушах и на шее колыхались жемчужины, дальше шло черное короткое коктейльное платье, длинные ноги заканчивались черными замшевыми туфлями на шпильках; в руке она держала маленькую черную сумочку.

– Пора ужинать, Миша. Идем?

– Белка.

– Чтооо?

– Когда это ты успела?!

– Ну вот такая я у тебя быстрая. Как я тебе?

– Умереть не встать!

– Платье нравится?

– Слушай… а повернись-ка… нагнись-ка вперед…

– Ну Мишка! Ну перестань!

– Ну я теперь так и буду со стояком ужинать?!

– А ну-ка, покажи… Да, удачное платье. Пошли.

Они неспешно двигались по вечернему городу, Белка держала Михаила под руку, ему хотелось обнять ее за талию, но она не давала. Горели фонари, люди за столиками разных харчевен орудовали ножами и вилками, было тепло, но уже не душно. Они вышли к центру, напротив торгового центра стояло двухэтажное белое здание с синим куполом.

– А это что такое, Мишка?

– Это? Щас посмотрим. Это музей местный. Вон афиша. Выставка какая-то. Художник. Микис Теократис.

– Давай зайдем?

– В музей?! Ты же есть собиралась.

– А людей везде полно. Мы посмотрим, люди рассосутся, и мы пойдем есть.

– Ну ладно. Давай зайдем.

Михаил купил билеты, и они зашли. Из вестибюля открывался через арку большой зал, уставленный предметами минойской культуры: глиняные амфоры, посуда, небольшие статуэтки, бронзовое оружие, шлемы и панцири – все это было расставлено на небольших постаментах, покрытых стеклянными кубами. В центре зала стояла массивная женская каменная статуя, головы у нее не было, могучие бедра держали крепкий торс с огромными грудями.

– А это кто, Мишка?

– Это богиня-праматерь. От нее пошел весь род людской.

– А чего у нее сиськи такие толстые.

– Это символ плодородия, Бельчонок.

– Да? Какой-то такой символ…

– Какой.

– На гамбургер похож. В Макдональдсе его поставить нужно.

– Нууу… люди тогда часто голодали. Вот у них и был такой символ. Сытый.

– Не, уж лучше я буду голодная.

– Ну что ты все на себя примеряешь, Белка. Пошли дальше.

Еще два зала представляли средневековое искусство и новое греческое. В четвертом зале толпилось достаточно много людей. Зал был увешан картинами, явно современными, все они были в простых белых рамах, написаны широкими мазками, не передававшими детали, но захватывавшие глаз цветовой гаммой. У дальней стены люди стояли кружком, в центре которого на подрамнике находился большой холст, возле него с кистью и мольбертом работал грек с седыми волнистыми волосами.

– Интересно как. Прямо перформанс.

Картина была практически закончена. Почти всю ее покрывали синие волны моря, в центре была фигура плывущего белого быка, на спине у которого сидела, обняв его за шею, обнаженная рыжеволосая девушка, длинные ноги ее были согнуты в коленях, из-под правой руки видна была коническая грудь с темным соском, лицо было повернуто к зрителю.

– Классная попка. На твою похожа. Это явно «Похищение Европы».

– Ну все-то ты у меня знаешь, Мишка.

– Да. Зевс, обернувшийся быком, пригласил покататься Европу, гуляющую на берегу, и увез ее. Говорят, что на этот самый остров. И уж тут они… времени зря не теряли. Я так думаю.

Художник положил на холст еще несколько мазков, бросил кисть в ведерко, повернулся к залу и поклонился. Все дружно захлопали, появились девушки с подносами, уставленными высокими бокалами с шампанским, гости разобрали бокалы, заговорили между собой, подходили к художнику, обнимали его, все улыбались. Михаил добыл два бокала.

– Ну что, Бельчонок, давай выпьем за еще один наш остров. Этот уже третий. Чтоб был не последний.