Париж без табу. Секс-рассказы Марк Довлатов
Фотограф Patrick Neufelder
Фотограф Alexandr Ivanov
© Марк Довлатов, 2019
© Patrick Neufelder, фотографии, 2019
© Alexandr Ivanov, фотографии, 2019
ISBN 978-5-4496-1054-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Париж стоит мессы
Эротические рассказы
Сексуальным отклонением можно считать
только полное отсутствие секса,
всё остальное – дело вкуса.
(Зигмунд Фрейд)
Похищение Европы
У каждого человека есть желания,
которые он не сообщает другим,
и желания, в которых он не сознаётся даже себе самому.
(Зигмунд Фрейд)
Михаил Дуридомов сидел на террасе своего номера, курил первую сигарету и смотрел, как восходит солнце над Эгейским морем. Абсолютно белые домики уступами спускались к морю, глубокая, почти вангоговская, синь которого вносила в его душу покой и умиротворение. Одноместные корпуса отеля раскинулись на склоне горы и были похожи на разобранный кубик Рубика: другие номера давали заметить лишь свои крыши, углы, краешки стен – он был один, только солнце его видело да ворона, сидевшая неподалеку. Кожа его уже покрылась бронзовым загаром, ему вспоминались статуи Поликлета, он вытянул ноги, запрокинул голову и закрыл глаза, впитывая в себя золотые молекулы энергии древнего светила. Вот ты и опять на море, Майкл. И говорят, что именно здесь была Атлантида, а потом Санторин взорвался, и она опустилась на дно моря. Поднялась огромная волна, которая уничтожила могучую морскую державу Крита. Остался только лабиринт, в закоулках которого еще долго бродил несчастный Минотавр. Проведать его, что ли. Хорошо там было. Да.
За дверью послышался шорох, он загасил сигарету и вошел в комнату. На широкой белоснежной постели разметала по подушке медно-рыжие волосы девушка, она поворачивала голову из стороны в сторону, переворачивалась с одного бока на другой, двигала ногами, сгибала колени; одеяло сползло на пол и открыло его взору обнаженную золотисто-розовую фигуру, она свернулась калачиком, засунув ладони между бедер. Девушка застонала, перевернулась на спину, потянулась и открыла глаза.
– Привет, Бельчонок.
– Мишка. Я кончила.
– Да я так и понял. Не могла меня позвать.
– Я думала, ты со мной.
– Так прямо и думала.
– Мне сон приснился.
– И что там было.
– Ну он стыдный.
– Ну ты же уже отстыдилась. Рассказывай.
– Ну как такое может сниться. Ужас какой-то.
– Может, не такой уж и ужас?
– До сих пор стыдно.
– Чего?
– Иди сюда. Сними трусы. О, а ты чего торчишь?
– На тебя смотрел.
– Ну падлец ты у меня редкий! Подглядывал, как я… во сне…
Михаил стоял у кровати, а Бэла ладонями гоняла его член вправо-влево и вверх-вниз, член вибрировал, пружинил и неизменно возвращался в горизонтальное положение, она сдвигала шкурку назад, сжимала головку, трогала вертикальную щель ногтем, перебирала пальцами мошонку.
– Ну красавец! Ложись, поцелуй меня.
– Ну раздвинь ножки.
– Неее, в губы.
– Так и я про губы.
– Ну Мишка!
– Ну покажи.
– Нет! Я девушка скромная. Ты же знаешь.
– Я знаю. Ну дай хоть рукой потрогаю. Мокрая вся.
– Ну мокрая. Что тут такого.
– Да ничего. Это прекрасно.
– Ну ляг на меня. Я хочу тебя поцеловать. Да не пристраивайся туда! Просто полежи. Вот. В живот теперь уперся. Ты меня любишь?
– Ни-ска-жу.
– Ну скажи!
– А ты раздвинь ножки.
– Ладно. Только ты туда не заходи сейчас.
– Ладно. Я посмотрю просто.
– Смотри.
Михаил скатился на левую сторону и сел на постели, девушка забросила руки за голову и раздвинула ноги.
– Какая ты у меня красивая, Белка.
– Там?
– Нет. Я люблю, когда ты так лежишь. Расслабленная. Соски смотрят в потолок. Губы блестят. Ни капли стыда. Как у Венеры.
– Так она бесстыдница была?
– Она была богиня.
– И что, она вот так и лежала все время? Прямо на Олимпе?
– Я думаю, что с тебя можно писать картину. «Отдыхающая Венера, только что соблазнившая Адониса».
– Мишка. Ну это стыдно, такая картина. Где ее повесить.
– Да, Венеру Тициана в Испании завешивали гардиной в присутствии дам. Хотя она там несколько в другом ракурсе.
– Сзади? Лошадкой стоит? А он что?
– Сзади. Со спины. Пытается соблазнить Адониса. Обнимает его.
– А он что, не хотел? Богиню?!
– Да он только о лошадях думал, об охоте.
– Ну что за дурак.
– Ужасный. Зато Шекспир его в поэму вставил.
– Так он ей хоть вставил?
– Нет.
– Так про что поэму-то писать?
– Нууу… Неудовлетворенная страсть.
– Ой, это ужасно! По себе знаю. Но сейчас я удовлетворенная. А ты говоришь…
– Так может тебе во сне приснилось, что вставил.
– Ну нет! Совсем другой был сон!
– Про что?
– А ты меня не разлюбишь?
– Да никада!
– Мне снилось… что я сосала член.
– Чей.
– Ну твой, чей же еще.
– И от этого ты кончила?
– Нет. Не от этого.
– А от чего.
– Ты помнишь тот пляж нудистский, что ты меня возил на Ривьере? Там все голые ходили. И вытворяли всякое. На глазах у всех. Трогали друг друга. И даже сосали. Помнишь?
– Конечно. Но ты же этого не делала.
– Мишка! Ну ты что, правда, хотел, чтобы я у тебя на пляже отсосала?!
– Не знаю, Бельчонок.
– Ну не ври мне, Мишка! Признавайся! А то откручу сейчас!
– Нууу… ты понимаешь…
– Ну!
– Если бы положить на две чаши весов «хотел-не хотел», то ни одна бы не перевесила.
– Что-то ты намутил!
– Когда я видел, как это делали другие… мне тоже хотелось… чтобы такая красавица это сделала. А я бы гордился. Я же не Адонис. Я не могу устоять перед Венерой.
– Так ты хотел?!
– Хотел. И не хотел.
– Почему?
– Потому что я бы тогда как бы отдал тебя всем… даже просто визуально.
– Так что же делать с чашами? Весов.
– Не знаю, Бельчонок. А почему ты вспомнила.
– Сказать?
– Скажи.
– Поклянись, что ты меня не бросишь.
– Клянусь.
– Потому что мне это приснилось. Как я сосала твой член. На пляже. А ты говорил, что сон – это исполнение желания.
– Вот ты глупая у меня. Это же прекрасно.
– Что?
– Что в тебе есть такое желание. И что ты видела такой сон… И кончила от этого. Это же не на самом деле. Что тут стыдного. Фрейд рассказывал, что даже знатным дамам такое снилось.
– Мишка.
– Ну что, маленькая. Не волнуйся, все хорошо.
– Я думаю, я не от того кончила, что член сосала.
– А от чего?!
– От того, что все на меня смотрели. Я сосала… сосала… а они смотрели… смотрели… и я…
– И тебе это нравилось?!!!
– Да. Но так стыдно было.
– Что тебе это нравилось, стыдно было?
– Нет. От того, что я голая стою на коленях и сосу член, а они все смотрят. А у меня прямо все ляжки мокрые. И они это видят. Как струйки стекают. И трогают свои стручки. На меня. Кошмар! Ну зачем я тебе это говорю?! Ты меня не бросишь?
– Да погоди. Так тебе было стыдно или нравилось?
– Было стыдно. И нравилось. Ужасная я, да?
– Какой афронт!
– Какой еще афронт? Не было у меня никакого афронта. Я просто кончила во сне. И все.
– Я думал, что ты кончила от того, что мой член сосала, а тебе нравилось, как на тебя мужики дрочили!
– Ну Мишутка! Не говори так! Ну я сама уже не знаю. Такой сон дурацкий. Я не виновата. Это все Фрейд твой. Ну конечно, от того! Он же у тебя был такой большой! Такой красивый! Я так хотела! Его. И чтоб остальные от зависти умерли. Со своими крохотными пицундриками.
– Вот ты брихуха малая!
– Ну что ты, мой хороший, ну я правду говорю! Ну иди ко мне, дай мне его. Вот он, мой сладкий, мой торчунчик любимый, иди сюда, ты же хочешь, я вижу, щас мы тебя поцелуем немножко… Мишка, я не хочу на коленях сейчас. Давай ты будешь сверху… я хочу тебя подоить… себе в рот… пососать… вот… давай… Ой, ну заляпал всю!
Михаил откатился в сторону, распластался на спине, тяжело дышал, а Белка лежала рядом, опершись на руку, облизывала губы и тихонько шевелила рукой у него в паху.
– Ну вот видишь, все хорошо, теперь и ты расслабился. Нет, он торчит еще. Ну ложись уже, ху*ще мой любимый, бычачий ты конячий, мой вкусный… Мишка!
– Что, Бельчонок.
– Я опять захотела! От этого! Видишь! А никого и не было! Давай быстренько ты теперь. Иди вниз. Вот… хорошо… теперь ты пососи… сильней… силь… ааааааааааа!!! Все!!! Пусти!
Белка сжала бедрами лицо Михаила и задвигала ими из стороны в сторону, потом раздвинула ноги, прижала к себе его голову и, выдохнув, оттолкнула.
– Ой, ну что-то на меня нашло такое сегодня, прямо не знаю, никогда такого не было. Есть хочу! Умираю просто!
– Можно сюда заказать.
– Так закажи! А я в душ. Только много всего.
– И бананы?
– Палучишь ты у меня!
Михаил заказал завтрак, сидел на террасе, курил и думал: Ну почему она тебя так возбуждает, эта простая мухосранская девчонка. И уже не один год. Но она же изменилась. Да. Она вся стала как цветущая вишня на склоне Фудзи. И все это замечают. А ей это нравится. Ну и нравится, что ж тут такого. Так и должно быть. Женщина должна нравится всем, а принадлежать одному. Так ты гордишься, Майкл? Гордюсь, конечно. И ничего в тебе не ёкает, когда на нее другие смотрят? Ну бывает, что греха таить. Сколько раз… И по заднице получала за свое верчение хвостом. А сон ее? Так ты же сам ее туда привез, сам хотел, чтобы она разделась, сам видел, как на нее… Получается, что ты сам ее к этому толкаешь. Да ну. Ну а как. Черт его знает. Ты сам в ней пробудил чувственность, она из нее теперь просто фонтаном бьет, в этом ее главная привлекательность и есть. Ну и ноги, конечно. Грудь. Попка. Глаза. Все это есть. Но это есть и у Барби, а Белка… Даааа. Повезло тебе. Что есть, то есть.
Раздался стук в дверь, Михаил набросил халат, открыл дверь номера, впустил стюарда с тележкой, дал ему монету и сам укатил тележку на террасу. Пришла Белка в коротком белом махровом халате и стала расставлять на столике тарелки и все прочее.
