Пять минут ожидания были пыткой. Я боролся с растущим желанием вернуться к бассейну и все озирался, не заметил ли кто моего ухода, – разумеется, никто не заметил, и это было еще хуже. Наконец приехал “Убер”, пожилой водитель с жуткой бородой и во вьетнамской шляпе вонял каким-то омерзительным одеколоном. Я подсказал ему, как доехать до “Коль Нешамы”, и на школьной парковке он резко свернул, чтобы не сбить охранника. Я вылез из машины, хлопнул дверью, оборвав его непрошеный монолог, и поспешил в школу. Отмечаясь на стойке регистрации, я заметил, что миссис Дженис неодобрительно смотрит на меня поверх очков в роговой оправе. Понурив голову, я вошел в класс, опоздав на полчаса, и плюхнулся за парту у двери.

Когда я вошел, рабби Фельдман рассказывал о Раши[106], а потому и не упрекнул меня за опоздание, хотя и покосился в мою сторону. Осмелившись наконец поднять глаза, я заметил, что класс до смешного пуст, отсутствуют примерно две трети учеников. Сидящий в другом конце кабинета Амир ловил мой взгляд, но я упорно таращился на свои кроссовки, а на него не смотрел. Так я провел весь урок, с волнением вспоминая образы Николь и Реми. Когда прозвенел звонок, я вскочил, ринулся в коридор и смешался с толпой.

Постепенно возвращались ребята. Ноах с Ребеккой приехали к концу обеда. Лили юркнула на заднюю парту на ЕврИсФиле. К математике явилась Реми, от нее сильно пахло ромом. К концу дня не хватало только Эвана, Оливера и Донни.

На биологию я явился пораньше, надеясь застать Софию.

– Смотрите, кто пришел. – Она села рядом со мной. – Аквамен собственной персоной. Плавки не забыл?

– Тебе уже рассказали?

– В общих чертах, – ответила она. – Я слышала, дело приняло… пикантный оборот.

Я покраснел.

– Я бы сказал, обнажилось многое неизвестное.

– И кого?

– Что – кого?

– Кого ты видел?

– Оливера в таких подробностях, о которых предпочел бы не знать, чтобы жить спокойно.

– А еще кого?

Я демонстративно достал учебник из рюкзака.

– Да всех.

– То есть Рем…

– Ага, но я отвернулся.

– Тебе не понравилось шоу? – невозмутимо уточнила София.

– Я сразу уехал.

– Только не говори мне, что лишил одноклассников, скажем так, удовольствия видеть “преображенье Гамлета”[107].

Я покраснел еще гуще.

– Я тебя разочарую, но никто не видел моих “укромных частей”[108].

Она долистала учебник до главы, которую мы проходили. Страницы пестрели подробными рукописными примечаниями, фрагменты текста были выделены цветом. Даже от почерка Софии у меня теплело на сердце.

– Если честно, я вообще не понимаю, зачем ты поехал с ними.

– Я тоже.

– Ты мог поехать со мной. Я отличная попутчица.

– Сам жалею.

– Но ты послушал его, да?

– Кого?

В класс влетела доктор Флауэрс, захлопнула дверь и разразилась избыточно свирепой тирадой о триглицеридах и жирных кислотах. Я даже не притворялся, будто слушаю, последнее замечание Софии ввергло меня в непонятное уныние, и я мучительно размышлял, не накажут ли меня. (“Я очень надеюсь, что все, кто участвовал в сегодняшнем диспуте, – сказала на своем уроке миссис Хартман, – приготовятся к гневу грознее того, «который ахеянам тысячи бедствий соделал»[109]”.) Когда до конца урока оставалось всего двадцать минут и от голоса доктора Флауэрс уже раскалывалась голова, миссис Дженис, растягивая слова на южный манер, произнесла по громкой связи мое имя.

Стараясь не встречаться глазами с Софией, чье неодобрение прожигало в моем виске дыру, я встал и отправился в администрацию.

– Не ко мне, – миссис Дженис махнула рукой, – на этот раз к главному.

Я направился в кабинет рабби Блума, от волнения кружилась голова. Я видел сквозь стеклянную дверь, что он ждет меня. Я постучал.