Одной из таких фиксовых идеек стала борьба с крысами. Это произошло осенью в Борках, куда было приглашено семейство Лисы в полном составе после того, как Сандро с Дариной перебрались в город. Вообще-то всё лето крыс не было, а когда они появлялись, люди обычно уже уезжали. А тут – надо же – живут и живут. В середине сентября дом – особенно по ночам – стал наполняться шорохами и звуками – крысы готовились к зиме, не дождавшись ухода людей. Впрочем, крысам они не мешали. Наоборот, бесхозяйственность Лисы была им на руку. Повсюду валялось в открытом доступе много всякой еды, эта счастливая весть распространилась по округе, и крысы начали прибывать. Теперь они уже появлялись и днём, а уж ночью просто устраивали бега и кувыркания по всему дому. Заснуть было невозможно.

Лиса опасалась только за маленькую Нулю – как бы крысы не укусили её ночью. Она стала брать дочурку на ночь в свою кровать, а Витус получил временную отставку. Этот фактор сыграл решающую роль: идея фикс – истребить крыс – возникла вследствие альковного запрета. Реализация идеи была также крайне фиксовой: Витус решил полностью изолировать жилище от внешнего проникновения. Напрасно соседи советовали просто разложить в подвале отраву – тогда крысы сами уйдут, опасаясь за своё ещё глупое потомство. Витуса не устраивали такие сомнительные полумеры. Он решил, прежде всего, забить поленьями все крысиные ходы. Прошла одна спокойная ночь, другая, и крысы опять забегали. Они прогрызли новые дырки. Упёртый Витус забил и эти. До него как-то не доходило, что дерево вполне прогрызаемо и то, что единожды сделано, может быть легко повторено.

Нечего и говорить – он снова пустил в ход поленья. В ту же ночь огромная седая крыса – видимо предводительница рода – забралась на диван, где спал Витус, и несколько раз сильно укусила его за правую руку. На другой же день всё семейство поспешно покинуло дачу. Витус немедленно пошёл в травмпункт, где ему наложили повязку и сделали прививку от бешенства. Ведь крысы могли быть бешеными, бешеными! С тех пор Гриня лишился своего летнего пристанища – ему запретили ездить к мачехе, где живут крысы-людоеды.

Состязание с пасынком стало для Витольда такой же идеей фикс. Оно превратилось в мировую битву, растянулось на десять лет, до того момента, когда обе армии были обескровлены, и семейная жизнь, подорванная многолетней войной, рухнула. Витольд оставил дом Лисы, забрав с собой Нулю, которую ему удалось отсудить. Грине к тому времени исполнилось пятнадцать, и он многое вынес из этих битв для своей дальнейшей жизни. Например, научился полностью отключаться: не слышать ни единого слова, не видеть гневных и презрительных жестов, не чувствовать шлепков и подзатыльников. Он как бы впадал в кому – был жив, но инертен.

В такие минуты вокруг головы начиналось лёгкое кружение воздуха, задевающее его глаза, губы мягкими прикосновениями, а в ушах возникал явственный шелест. И Гриня понимал, он чувствовал присутствие летучих красавиц, но не усыплённых и неподвижных, а свободно порхающих, как до взмаха сачка. Они окружали его, щекотали шею упругими усиками-антеннами, доверчиво ползали по рукам и садились прямо на лицо, закрывая глаза веером крыльев и вызывая непроизвольную улыбку, которую Гриня научился прятать, иначе легко мог бы получить по губам за дерзость.

Прислушиваясь к проявлениям зародившейся в недрах организма жизни, Дарина скрывала от окружающих своё положение, она выжидала. Как кошка, опасаясь, что новорожденных котят от неё могут забрать, так и Дарина, понимая, что ребёнок никому кроме неё не нужен, ни словом не обмолвилась о том, что «залетела». Даже мужу. Тем более мужу! Когда скрывать уже не имело смысла – все законные сроки прерывания беременности прошли – она просто поставила Сандро перед фактом. Сослалась на сбой в цикле, помешавшем ей вовремя распознать «осложнение», на отсутствие тошноты и прочих признаков. На самом деле они, конечно, присутствовали, но умело скрывались.