Поначалу новый братик Гриню мало интересовал, а возникшее любопытство было чисто исследовательского свойства. Он попытался поставить малыша на ножки, как ставят новорожденных телят. Но поскольку ему это запретили, интерес был потерян. Гриню больше занимал, к примеру, соседский петух, с которым у него шла борьба за влияние над курами. Пока побеждал петух, ведь куры – дуры, но со временем он надеялся их приручить кормлением в определённые часы детскими витаминами, которые сам очень любил.

Появление маленького братика вносило в привычное существование Грини одни неудобства. Нельзя было, к примеру, испускать боевой клич, когда Лёсик спал. А спал он почти всегда. Ещё надоедало постоянно мыть руки, хотя к брату Гриня старался не прикасаться. Чтобы успокоить взрослых, а заодно и провести ряд опытов с мылом, Гриня то и дело тёрся возле умывальника, разбрасывая по сторонам клочья пены.

Но как только младенца поселили под клёном, его статус в глазах Грини сразу вырос. Эта крошка, эта личинка, этот беззубый, с незаросшим родничком и бровями домиком, ещё никакой не человек – и на тебе! – живёт прямо на улице, спит один в саду, под огромным небом, ничего не боится! И за него взрослые не беспокоятся – как такое возможно? Значит, он не обыкновенный человек, а может, и не человек вовсе. А вдруг он инопланетянин? И ночью телепортирует на свою звезду: всё в порядке, я свободен, прилетайте за мной. То, что мама Даша его родила, ровным счётом ничего не значит. Гриня читал, и вроде кино такое есть, что инопланетяне специально выбирают земных женщин для продолжения рода, чтобы избежать мутаций. Что такое мутация, Гриня не знал, но понимал, что дело гиблое, мутное.

С того дня, как Гриня осознал, что его братишка вполне может быть инопланетянином, все остальные дела были заброшены. Петух безуспешно пытался вызвать Гриню к барьеру, то бишь, к забору, а кошка мирно спала на багажнике велосипеда, который успела за время тренировок полюбить. Руки аж скрипели от постоянного мытья, и Григория наконец-то допустили до «присмотра за братом». Первым делом он напросился на купание, поддерживал головку Лёсика в ванночке и следил, чтобы пена не попала в глаза. Пена, несмотря на старания Грини, всё же попала младенцу в глаз, но Лёсик не заплакал, а только забил ручками по воде, поднимая брызги. «Конечно, ему не щиплет, ведь глаза наверняка с защитой».

Всё лето Гриня не отходил от братика ни на минуту. Он качал его зыбку, держал рожок, полоскал на озере пелёнки, помогал купать, возил в коляске по деревне. И добился-таки – безмолвно проливая потоки слёз и умоляюще глядя на главную защитницу Дарину, – чтоб ему тоже разрешили спать под окном, постилая на широкой скамейке надувной матрац. Бабушка была в ужасе. Она говорила, что никогда такого не видела и людей стыдно, что малые дети, как бездомные, спят на улице. К счастью, стоял прекрасный жаркий июль без единого дождика, дома было очень душно, и Сандро с Дариной тоже перебрались на ночь под развесистый клён, расстилая полосатый матрац прямо на земле.

Конечно, Гриня не просто так возился с братиком, он ставил эксперименты, стараясь обнаружить признаки сверхчеловека. Таковых поначалу не находилось. Но Гриня упорно вглядывался, вслушивался, и со временем получил подтверждения, что брат его – не обычный человек. Излюбленным занятием Грини было чтение вслух маленькому Лёсику «Из жизни животных» Брема – его настольной книги. Дарину душил смех, когда она наблюдала, как Гриня, торопясь и глотая слова, увлечённо читал Лёсику про древесных лягушек, то и дело разворачивая перед лицом брата страницу с картинкой. Поразительно, что Лёсик ни разу во время чтения не заплакал, никаких признаков неудовольствия не проявлял, правда, иногда кемарил. Гриня этого не замечал и продолжал читать и показывать картинки. А то, бывало, Лёсик в ответ на показанную картинку начинал гулевать, да так разнообразно, что Гриня бросался к взрослым с криком: «Он сам научился читать!».