За окнами с логотипом кофейни снуют незнакомцы, имена которых я никогда не узна́ю. Какие события их ожидают? Понятия не имею.
Проезжает полицейская машина. Куда и зачем она едет? Это мне неизвестно.
По телевизору одна реклама сменяет другую: чипсы, смартфон, пылесос, газировка, помада, прокладки…
– Интересно, есть ли в этом мире что-то, что не нуждается в рекламе? – бормочу я себе под нос. – Нечто, что есть у всех и никогда не заканчивается…
– Человеческая глупость, – встревает в мой разговор с собой Кевин, – она, как известно, бесконечна.
Я перевожу на него взгляд:
– Думаешь, я тут навечно?
Он теряется, но все же отвечает:
– Думаю, реклама хлопьев – неплохой старт.
Я поражаюсь тому, как нагло это звучит.
– У меня талант! – восклицаю я и становлюсь на стул, который неприятно скрипит подо мной. Представляю, что это сцена.
– …выводить меня из себя.
Прочищаю горло и с чувством декламирую произведение Роберта Фроста[11] «Другая дорога» – мое любимое стихотворение:
Кевин смотрит на меня исподлобья, опершись рукой на столешницу.
Я вскидываю подбородок. Кевин молчит. Вопросительно смотрю на него в ожидании мнения. Что скажешь на это, мистер Умный Умник?
– Убийственно, – отмечает он. По тону я понимаю, что он хотел сказать нечто вроде: «Это самая большая куча дерьма, которую я только видел, скорее убери ее с моих ботинок», но почему-то не стал.
Я спускаюсь на пол.
– Отличное стихотворение, но… что это за голос?
– Мой голос. Для выступлений и декламирования.
– Не надо! Когда ты так говоришь, у тебя сильно кривится рот, будто ты собираешься обзавестись черными усиками и начать мировой геноцид.
Я вскидываю руки:
– Думаешь, я всю жизнь буду вот так подметать полы в забегаловках… – Вопрос становится утверждением, потому что я знаю, что так и будет.
– Этого я не говорил. – Он переходит к другому столику. – К тому же ты и этого не делаешь.
– Когда-нибудь я войду в эти двери, и ты поразишься, насколько я буду шикарна.
– Ты не вспомнишь об этих дверях, если это случится.
Я не спорю.
Снова повисает тишина, я лениво вожу щеткой по полу.
– Так, значит, ты не исключаешь такой возможности…
Он вытирает последний столик, кидает тряпку на барную стойку, подходит ко мне и вырывает щетку из рук.
– Не исключаю возможности, что, проводя меньше времени в соцсетях, ты не забыла бы, как этим пользоваться.
Я корчу гримасу, а он принимается за пол.
– Да что с тобой такое?
– Это со мной что такое? – Он выпрямляется и на пару секунд прикрывает глаза, словно считает про себя, чтобы не сболтнуть лишнего. – Ты в самом деле считаешь, что в обязанности бариста входит протирание столов и мытье полов?
– Наверное.
– Ты меня когда-нибудь слушаешь?
– Иногда, – признаюсь я, едва кивая, – но по большей части я просто смотрю, как движется твоя челюсть.
– Тогда я скажу еще раз и прямо: я получаю одну зарплату, а работаю за нас обоих. И дело тут не в деньгах, но вот немного благодарности не помешало бы.
– Ну что ж… большое спасибо.
– Большое пожалуйста.