– Я напишу, – коротко ответил Гаспар, вспоминая те сочинения, которые он зачитывал ей вслух, чтобы послушать её мнение насчёт своих способностей к рифме.

– Славно. – Мягкая и довольная улыбка коснулась её лица. – Успеешь к ужину?

– Думаю, да, – говорил он упавшим голосом.

– Тогда предлагаю тебе зачитать мне его за ужином. Сегодня в малой трапезной в восемь часов, – сказала она, не ожидая услышать возражений.

– Я буду, – ответил Гаспар, скрывая дрожащий голос, ведь в его душе снова затеплился огонёк надежды.

– Прекрасно. Не задерживайся. – Она кивнула ему на прощание и пошла к выходу из тронного зала.

«С ним будет нелегко» – подумала Элизабет, как только повернулась к Гаспару спиной, а каблучки её изящных ботиночек застучали по каменным плитам.

Выйдя за дверь, Элизабет почувствовала колоссальное облегчение. И не потому, что ей было в тягость общение с Гаспаром или советом, а потому что она ещё никогда не вкушала этого сладостного, упоительного ощущения, которое дарила полная власть. Сидеть на троне рядом с отцом было легко, и, казалось, что может быть сложного в управлении кланом. Теперь она поняла. Сложность заключалась не в управлении людьми, а в контроле себя. В какой-то момент ей захотелось спрятаться, убежать куда подальше, как сделал это её отец, но разум не позволял. Большая ответственность лежала на её плечах. Она не могла предать ожидания и веру в неё жителей поселения, тем более, когда всё стало постепенно налаживаться.

«Договариваться с собой. Не впадать в крайности. Действовать осторожно и обдуманно. Слушать и слышать советы. Любые. Делать выводы. Принимать решения. На основе правды, чести и достоинства. Верить себе и в себя», – слышала Элизабет в голове наказы, когда-то данные отцом, и шла по коридорам. Ноги сами вывели её из замка и зашагали в направлении конюшен. Ей вдруг очень захотелось проведать свою Аннабель. Почесать ей за холкой, прижаться к мягкому носу, заплести косы из её шикарной гривы цвета перламутрового жемчуга.

«Заодно и с конюхом поговорю, пока тот не узнал, что теперь я глава клана. Так будет лучше. Так он расскажет больше», – думала она, сохраняя полное спокойствие как снаружи, так и внутри.

Конюх возился в сарае с упряжами и подковами. Не став его сейчас тревожить, Элизабет сразу прошла в стойло к Аннабель. Она тоже будто ждала её и стояла, высунув морду из загона в предвкушении ласки. Элизабет, завидев знакомый нос с небольшим тёмным пятном у правой ноздри, улыбнулась. Она подошла ближе и положила руку на эту нежную махровую кожу с раздувающимися ноздрями:

– Здравствуй ещё раз, дорогая. Прости за эти необузданные скачки сегодня утром. Сделала тебе больно и напрасно.

Брови Элизабет поднялись домиком от чувства жалости к Аннабель. Та задёргала носом, соглашаясь со словами хозяйки. Вытащив нос из прутьев, Аннабель отошла назад и закивала, как бы приглашая Элизабет зайти внутрь.

Растянув губы в широкой улыбке, Элизабет открыла засов, но перед тем как войти, посмотрела на стойло, где всегда стояла лошадь Лео. Там было пусто.

«Как странно, – подумала она. – Всё же должно быть хорошо. Лео уехал и без сомнения нагонит Генри. Но откуда такое чувство тревоги?» – спрашивала она сама себя.

Аннабель, устав ждать, заржала и требовательно забила копытом, чем отвлекла хозяйку от тягостных дум. Элизабет слегка улыбнулась, но теперь как-то печально, и вошла в стойло. Она обняла Аннабель за шею, ища в ней поддержку, которой с отъездом Лео стало ощутимо не хватать. Лошадь стояла смирно, точно понимала свою хозяйку. Погладив её по шелковистой гриве, Элизабет высоко оценила старания конюха.