Её взгляд привлекли несколько крупных жемчужин и массивный рубин, лежавшие на бархатной тряпице чуть в стороне.

– Вот это да! – подивилась она их размерам и качеству.

Конрад, поняв, что именно привело её в такой восторг, чуть улыбнулся и, отложив в сторону элементы, с которыми работал, взял в руку рубин. Держа его двумя пальцами прямо перед собой, он сказал:

– Я и сам люблю его рассматривать. До чего красив! – Конрад повертел его. Лучи солнца отскакивали от камня красными зайчиками, резво прыгая по стенам комнаты.

– Что же такое он украсит? – поинтересовалась Элизабет, не сводя глаз с волшебных переливов и игры света в камне.

– Гребень, – ответил он, положив камень на место, и посмотрел на Элизабет пустым и рассеянным взглядом. – Ты пожаловала ко мне только об этом узнать? Или что-то ещё привело тебя в мои покои?

Элизабет отошла от стола и начала ходить по комнате. Ей было не по себе от его взгляда, поэтому она предпочла сконцентрировать своё внимание на каменном полу или на вытянутых рамах окон, по сути, на чём угодно, только бы не думать о той бездне, куда постепенно падает её отец, а она не в силах его удержать.

– Ты бы вышел, погулял, папа. Погода нынче стоит прекрасная, а смотреть на то, как ты сидишь взаперти целыми днями, невыносимо.

Конрад, услышав слова дочери, откинулся на спинку стула и с удивлением смотрел на неё.

– Я бы с удовольствием составила тебе компанию. Мы бы могли прогуляться на лошадях. В лесах как раз зацвели чудесные голубые подснежники. Дивное зрелище! – Элизабет посмотрела на отца широко распахнутыми глазами.

– Да, подснежники красивы, ты права. Когда поедешь в следующий раз, нарви мне букетик, я поставлю его тут, на столе.

– Я беспокоюсь о тебе, папа, – начала она снова. – Ты стал совсем нелюдим. Народ хочет видеть своего правителя.

– У них есть ты, – возразил ей Конрад.

– Но я не глава клана. Я всего лишь твоя дочь и желаю тебе и нашему народу только добра и процветания.

– Ты права, – сказал он и отвёл глаза, задумавшись. Через какое-то время он посмотрел на неё иным взглядом и воодушевлённо сказал: – А что мешает нам сделать тебя главой?

– Папа! Ты шутишь? – Элизабет всплеснула руками. – По законам я могу наследовать трон только в одном случае.

Она подошла к столу и, упираясь в его край руками, встала прямо перед отцом.

– В случае смерти правящего главы, – негромко проговорил Конрад и, снова задумавшись, посмотрел в сторону.

– Папа, – мягко протянула она, обошла стол и нежно обняла отца.

Он положил свою большую ладонь на запястье дочери и похлопал его. Только от прикосновения его не веяло никакой теплотой или участием. Он был всё так же холоден и отстранён, летая где-то очень далеко.

– Если ты не возражаешь, я бы хотел сегодня отужинать вместе с тобой, – наконец сказал он. – Распорядись накрыть стол на двоих в малой обеденной часам к восьми.

Взяв её руку в свою, Конрад стремительно поцеловал её, словно хотел, чтобы Элизабет побыстрее ушла.

– Конечно, папа, – довольно улыбнулась она и крепко обняла отца, поцеловав его в висок.

– Сейчас можешь идти, – сказал ей Конрад, снова взяв серебряную заготовку, над орнаментом которой он трудился уже несколько недель.

Элизабет присела в реверансе и направилась к выходу. Лерой тотчас, но снова рывком отворил дверь. Элизабет бросила хмурый взгляд на Лероя и сказала:

– Нужно починить. Не пристало главе клана иметь неисправную дверь.

Лерой несколько раз поклонился в спину удаляющейся Элизабет и, услышав, что его зовёт Конрад, скрылся за деревянной створкой, обрамлённой металлической резной рамой.

Элизабет снова шла по коридору, погружённая в думы. Разговор с отцом, с одной стороны, её очень испугал. Особенно когда он заговорил о смене правителя. С другой – она была рада возможности отужинать с ним, составив ему компанию.