Из глаз Фроси брызнули слезы, она уже не могла их сдерживать, в тот момент она вдруг все поняла. Отец прощается с ней, он не выживет. В это было трудно поверить, в это не верилось, но холод, сковывающий весь низ Фросиного живота, до боли кричал ей об этом. Отец, видя это смятение и боль, отразившиеся на лице дочери, сказал:
– Дай-ка я тебя поцелую, занимайся своими делами, да и мать придет скоро, все ли сделала, что велела?
Он приобнял наклонившуюся Фросю, нежно чмокнул ее в щечку и нарочито, по-отечески, хлопнув чуть ниже поясницы, произнес:
– Ну, все, беги!
И Фрося побежала, ее сердце не хотело принимать неизбежного, она надеялась на что-то, что, к сожалению, не случилось. Занявшись младшими братьями, она не заметила, как пролетело часа три и на пороге появилась мать. Анастасия была, как всегда, уставшей, валилась с ног, и все же первым делом спросила:
– Как отец, ел, что-то тихо?
Она направилась в большую комнату, где лежал отец, и почти сразу заголосила. По ее стенаниям и плачу Фрося поняла, папа умер, и в этот момент жесткое оцепенение охватило ее. Младшие братья, словно почувствовав неладное, прижались к старшей сестре, словно искали в ней надежную защиту от непонятной для них угрозы.
Теперь перед нею встали новые многотрудные задачи, надо было жить дальше, заботиться о младших братьях, о матери, строить свою жизнь. И в этой новой действительности она могла опираться только на себя, отец передал ей волевой характер и снабдил в дорогу своей безграничной любовью. Она ощущала его присутствие, словно кто-то невидимый оберегал ее и продолжал подбадривать, ответственность перед ним заставила ее окончательно стать взрослой. Поэтому, когда она в один из череды трудных июньских дней пришла к начальнику станции с просьбой взять ее на работу, то сразу же получила его согласие. Сказалась и ее располагающая внешность, и доброе имя отца.
Так Фрося стала железнодорожником и этой профессии никогда в дальнейшем не изменила. Конечно, вначале было ужасно трудно, но, освоившись, Фрося просто влюбилась в свою профессию, так ей нравилась железная дорога, вечно шумящая звуками паровозных гудков, стуком колесных пар, сцепок вагонов. А сама станция представлялась ей неким ульем, где ни на секунду не прекращается работа. Да и мужчины здесь были с выправкой, в форменной одежде, все при деле и чаще всего грамотные. С ними приятно было общаться, они, как правило, много чего видели, в особенности бригады паровозов. Фрося работала посменно, а это, в свою очередь, было очень удобно для дома. За младшими-то соседки присмотрят, то мама с собой заберет.
Так и жили ровно до того момента, когда в июне 1941 года началась война. Вся жизнь резко изменилась, сводки передавали с каждым днем самые нерадостные известия, железная дорога, а с ней и узловая станция Атбасар перешла на военное положение. Появились эшелоны с эвакуированными. Население городка резко увеличилось
Отработав тяжелейшее военное время, Фрося подросла профессионально, перешла на работу в «резерв», так называлось одно из основных зданий станции, где работали служащие-железнодорожники, здесь возникали наряды для плановых заданий, для всех вспомогательных структур станции, здесь же отдыхали смены локомотивов, осмотрщиков, кондукторов. Шел 1947 год, трудящийся народ напрягал все свои силы для того, чтобы восстановить разрушенное войной хозяйство, и это во многом получалось, благодаря вечному стремлению человека к лучшему.
В одну из многочисленных смен в резерве отдыхала поездная бригада пассажирского поезда. Машинист, видный молодой парень лет 30, охотно шутил с местными девушками-кондукторами. Все были молоды и активны, потому разговоры складывались в одну шумную карусель, то замирая на отчаянных поворотах, то стрелой спадая вниз по направлению течения речи. Василий, так звали активного говоруна, явно был в ударе, и вместо того, чтобы, не нарушая строгой инструкции, идти отдыхать, явно заигрывал с молодыми конторскими девчатами. Те охотно отвечали ему взаимностью. Лишь одна девушка, Фрося, не вступая в разговоры, кропотливо и упорно делала свою работу, вовсе не обращая внимания на бравого заводилу Василия. Тот неоднократно и тщетно пытался поймать ее взгляд, пока их глаза не встретились, и он не произнес: