Кончина его была ужасна. Судить об этом можно было не только по обилию крови, залившей всю поляну, но и по тому, что осталось от Бабенко. Одна его рука валялась в стороне, судорожно сжимая кулак. Другая же, держа мертвой хваткой двустволку, застряла в низко склоненных ветвях дикой сливы. Собственно, больше ничего от дяди Паши и не осталось. В то время как то, что разорвало его на части, не было даже ранено – видно, оба ружейных заряда ушли впустую.
Как ни быстро бежали друзья в поселок, как ни торопились они рассказать все товарищу майору Самсонову, однако против погоды им было не устоять. Сгустившиеся мрачные тучи изрыгнули пару молний, вслед за которыми хлынул мощный поток, который моментально превратил все дороги и тропы в чавкающие грязью лужи. Ни о каком расследовании не могло быть и речи по крайней мере на ближайшие два дня. Но как только дороги поселка перестали разлезаться под ногами, как гнилые половики, следственная бригада во главе с товарищем майором отправилась за поиском доказательств невероятной истории.
Увы, после прошедшего дождя ничего не было обнаружено. Да и саму тропу друзья едва сумели показать. Пройдя по ней с полкилометра, чертыхаясь и едва успевая вытаскивать ноги из мгновенно образующихся во мху и грязи ям, опергруппа решила не продолжать поиски. Лес был прочесан спустя неделю, но ничего, никаких следов Бабенко и того, кто, по словам свидетелей, расправился с ним, найдено не было.
Миронову и Ганже попытались приписать убийство лесника, однако дело опять-таки пришлось прекратить за неимением улик. Личное дело Бабенко, полученное из городского управления лесничества, было сдано в архив с пометкой: «Пропал без вести».
Друзья же, слесарь и книжник, настаивать на продолжении следствия (не в отношении себя, разумеется) не стали. Во-первых, они были уверены, что ничего из этого не выйдет: если милиция обычных-то убийц не всегда находит, то что уж о необычных говорить? Во-вторых, родня просто подняла бы их на смех, если бы столь необычное дело получило широкую огласку. А так о происшедшем знали лишь сотрудники милиции. Лесник был настолько одинокой, незаметной и мрачноватой фигурой, что о его исчезновении мало кто озаботился.
Но было и еще кое-что, заставляющее Ганжу и Миронова хранить молчание. Конечно, и медведь-мутант (к этой версии склонялись и в милиции), и волк-переросток могли разве что насторожить двух взрослых современных людей. Но ни слесарь, ни работник книжного магазина не могли себе представить, что же за зверь обитает в их лесу, и это больше всего страшило друзей. Ведь в кулаке оторванной руки дяди Паши находилось то, что не могло принадлежать никакому из известных лесных зверей, пусть даже и с восемью когтями.
В предсмертном захвате пальцы Бабенко сжимали несколько огромных, сухих и острых, как бритва, костяных чешуек…
Как в страшной сказке
– Скажи: «Дэн».
– Ммввв…
– Скажи: «Денис».
– Ккххх…
– Ну, пожалуйста! «Дэн»!
– Ммм!
Дэн с тоской посмотрел в лишенные всякого выражения серые глаза. Никакой реакции. Но он не отступится. Какого черта? Не выйдет в сотый раз – выйдет в сто первый. Может быть.
– …Денис! – донесся до его слуха пронзительный голос Анжелы. – Ты опять возишься с этой мумией? Научи ее чему попроще, например, «Попка – дурак»!
– Твою мать, – выругался Дэн. – Коровам слова не давали!
Естественно, он постарался, чтобы до «коровы» не донесся его крик души.
– Мм, – потребовала внимания Кристина.
– Извини. Скажи «Кристина».
– Ииннаа…
– Уже лучше!
Дэн привстал с кресла и воодушевленно потрепал девушку по плечу. Ничего, капля камень точит! Еще немного, и у нее получится произносить слоги. А дальше – чем черт не шутит! – возможно, Кристина будет свои мысли (если они у нее есть) выражать словами. Пусть даже примитивными, но это был бы такой шаг вперед!