Внезапно она уставилась на меня, ожидая, что я скажу. Я включила диктофон и задала ей обычный вопрос:

– Когда вы видели их в последний раз?

Она, слегка улыбнувшись, поднесла к губам сигарету, задумалась на несколько секунд и направилась к стеклянной стене.

– Вы бы лучше спросили, когда я потеряла их из виду. Когда я бывала дома, у меня появлялось ощущение, будто я живу у них в гостиной. Я знала все их привычки, знала, что они просыпаются поздно даже в будни, что их сын всегда опаздывает в школу и бежит сломя голову, чтобы не пропустить трамвай. Я видела, как отец выходит из дому поздним утром, а возвращается только вечером, к ужину. Он перебивался разовой работой – то здесь, то там. Иногда подрабатывал в убогой книжной лавке в Сверчках. Само собой разумеется, я там никогда не была. Поселиться в Пакстоне было желанием Розы. Раньше она имела колоссальный успех, выставлялась во всех известных галереях от Берлина до Токио, боролась за охрану окружающей среды, за права женщин, словом, участвовала во всех кампаниях. В 2029 году, после Revenge Week, она построила себе этот дом с широким обзором, и второй, поменьше, для своей сестры, которая помогала ей вести дела. Роза никогда не пропускала ни одного приглашения на ужин и сама устраивала грандиозные праздники у себя дома. Мы были добрыми подругами. А потом она встретила Мигеля. Он приехал из Сверчков: ему пришлось неожиданно подменить своего друга, который должен был отвезти полотна Розы на один из ее вернисажей. Кое-кто поговаривал, что он позарился на ее деньги… в общем, он ее соблазнил. С тех пор как он поселился у нее в Пакстоне около пятнадцати лет назад, он нарушал все наши правила. По ночам отключал красный свет, хотя это было запрещено. Когда к ним в дверь звонили, он делал вид, будто не слышит. С моим мужем у него несколько раз дело чуть до драки не дошло. Мигель нарушал наше спокойствие. А Роза не вмешивалась. Она постоянно сидела дома, почти не выходила, отказывалась от всех приглашений и тратила последние сбережения. Мигель запер ее в собственном доме…


К стеклянным стенам подошла группа из одиннадцати человек – пять пар и одна женщина, одетая как экскурсовод, в синей бейсболке и куртке с логотипом компании Glück. Пары вытащили мобильные телефоны и стали снаружи снимать по очереди все комнаты в доме. Филомена торопливо потушила сигарету, поднялась и без всякой нужды включила пылесос – умный робот-пылесос, который мыл пол только там, где он испачкался (подозреваю, чай она расплескала нарочно), втягивал пыль только там, где она была, и чистил пеной ковер. Я молча наблюдала эту сцену, сбитая с толку. Когда группа удалилась, Филомена села на место.

– Иногда я занимаюсь такого рода рекламой и получаю за это немножко денег. Бренды довольны, я тоже. Мне кажется, вы живете в Бентаме? Они тоже живут в Бентаме… в раю для среднего класса. Туристические агентства наткнулись на золотую жилу и стали устраивать экскурсии в наш район. Эти молодые пары ищут вдохновения для оформления своего дома, прикидывают, какую бытовую технику купить, как обустроить свое любовное гнездышко. Мне рассказывали, что в Бентаме существуют дома-близнецы, почти точные копии моего дома – разумеется, в бюджетном варианте. Надо сказать, это довольно приятно.


Дети Филомены вернулись из школы. Ее дочке Нинон было, наверное, лет пять-шесть, она сложила ладошки, поприветствовала меня насмешливым намасте и схватила с кухонного стола мадленку: “Мэй дома? Нет?” Мэй, их няню, кухарку и помощницу по хозяйству, Филомена отпустила до завтра. Артур, старший брат Нинон, у которого на шее висела лазерная ручка-указка, пожал мне руку. Я спросила у него, знаком ли он с Мило.