Здесь тихо.

Чжу Дэ делает несколько вдохов, чтобы унять сердцебиение, потом встает и идет наискосок к склону, среди редких сосен и голубых елей.

Нет, не послышалось.

Чжу Дэ замирает, оглядывается: сзади круча, которую он преодолел (мгновенное смущение, гнев – на себя – стыд и внезапное спокойствие), – и идет

навстречу голосу, и когда за кустами показалась фигурка в синем платье и красной накидке,

– О боги!

Рада в испуге вскрикивает,

он уже вполне владеет собой.

замерев, потом переводит дух.

Потом краснеет.

– Чжу Дэ…

– Мир тебе, – говорит Чжу Дэ.

Рада, не отвечая, смотрит на него долго, пока не защиплют немигающие глаза.

– Вот мы и встретились, – говорит она наконец.

– Да, – говорит Чжу Дэ, – больше года…

– Четыреста семнадцать дней, – кивает Рада и грустно улыбается, – ты провел у мудрейшего Шахеба в его общине на другом краю долины.

– Четыреста семнадцать! – удивляется Чжу Дэ.

Снова наступает молчание, в продолжении которого они неотрывно смотрят друг другу в глаза, отчего весь мир вокруг начинает дрожать и медленно вращаться.

– Ты – Рада, и я – рад, – говорит Чжу Дэ старую их шутку.

И тогда они начинают смеяться, и возникшее напряжение исчезает.

– Какой ты чумазый, – говорит Рада, и Чжу Дэ рассказывает о том, что он, находясь в уединении, почувствовал что-то неладное, и успел помочь в тушении пожара.

– Шахеб рассказывал о твоих успехах, – говорит Рада. – Он гордится тобой. Тебе скоро проходить посвящение?

– Да, – говорит Чжу Дэ.

– А что потом? – спрашивает Рада неожиданно.

– Не знаю, – взгляд Чжу Дэ снова затуманивается, как будто он вглядывается в себя.

– Но ты хотя бы доволен?

– Не знаю, – снова говорит Чжу Дэ.

– Ну что ж, – смеется Рада, – по крайней мере честно!

– А ты?

– О, у нас все хорошо, – торопливо говорит Рада. – На праздник весны мы освятили новую ступу, очень красивую, всю в каменной резьбе, гораздо лучше прежней…

– Хорошо, – кивает Чжу Дэ, – значит, ты довольна?

– Не знаю, – Рада отводит на мгновение взгляд.

– Ну что ж, по крайней мере честно.

Они снова смеются, наверное, потому, что вдвоем смеяться легче. Чем грустить.

– Скажи, – спохватывается Чжу Дэ, – а что ты здесь делаешь, в этих горах?

– Разве ты не слышал, что треснула плотина, загораживающая озеру путь в долину? Отец уже там. Я несу ему вот это.

Она показывает плоскую металлическую коробочку, переплетенную витыми шнурками.

– Что это?

– Видишь ли, я ничего не понимаю в таких вещах, но отец говорил, что это устройство усиливает мысли.

– Я не понимаю, – говорит Чжу Дэ.

– Ну, вспомни, как он учил тебя передвигать камешки. А с помощью этого…

– Я не об этом, – улыбается Чжу Дэ. – Я не понимаю, для чего нужно усиливать свои мысли чем-то извне.

– Но я же говорю, Чжу Дэ, – одно дело маленький камешек, а другое…

– Никакой разницы! – смеется Чжу Дэ.

Рада пожимает плечами.

– Я понимаю, тебе хочется подразнить меня и посмеяться, – начинает она, – но нам всем сейчас должно быть не до смеха.

– Тем более, пойми, тем более, – Чжу Дэ тоже становится серьезен. – Ну, вот представь, что мысль – это товар… не смейся, ты сама сказала, что сейчас не до смеха… товар, который произвел наш мозг, а потребил другой человек, или дерево, или камень… Так вот, чем больше посредников между производителем этого «товара» и его потребителем, тем он дороже и хуже.

– Золото и драгоценные камни от большого количества посредников не становятся хуже.

– Разве ты не видела золотые монеты, стершиеся от прикосновений бесчисленных рук? Скажи… Учителю об этом, когда его увидишь.