Властелин между ними, безмолвно,
С палицей в длани, стоит на бразде и душой веселится.
Свежий ветер повеял от входа, но быстро присмирел и только колыхнул прозрачные виссоновые завесы.
Худа, даже костлява. Но в этом что-то есть. Слепец бы тут разошелся. Хотя и я чувствую. Если бы не эти стопы, ударные и безударные. Вот, я вижу, что колышутся складки занавеса за мраморной колонной, и это… Как если бы. Девушка. Как бы. Пух Эола. В очах. К очам. К Манам. Но красиво.
Зря моя драгоценная сменила занавесы. Раньше было лучше. Солидно, спокойно. Занавес! Ладно. Мода. Пух Эола. Занавеска.
– От Санхедрина жалоба на бывшего служку из ессеев, возмущающего народ лживыми пророчествами о пришедшем Мессии.
Следом за стадом и пастыри идут, четыре, златые,
И за ними следуют девять псов быстроногих.
Два густогривые льва на передних волов нападают,
Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно ревет он,
Львами влекомый…
Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу,
Черную кровь и утробу глотают…
– Ессеи.
– Да, мой господин, – подтвердил Приск и добавил: – Они откололись от хасидов.
– Хасиды.
– Да, мой господин, последователи законников и апокалиптиков.
О боги. И вся эта премудрость из-за ослиной головы.
– Мессия?
– Да, мой господин. Говорят, что Он уже пришел.
– А почему мы должны ловить этого… отколовшегося хассея?
– Он пошел против веры, следовательно, он преступник, следовательно, им должна заниматься мирская власть.
Ветер-задира. Ветер задирает тунику.
А ножки-то отнюдь не худые.
Я напишу тебе, дружище Флакк, презанятное письмо.
– У них нет мирской власти? В этой несчастной стране людей нет. Все служители Бога. И теперь доблестные римские легионеры должны, задрав туники, гоняться по камням за одним слабоумным на почве веры иудеем?
Хорошо.
– У них есть Четверовластник. Делать ему нечего. Он и так выпил все вино в Иудее на два урожая вперед.
Славно.
Что скажешь, старина Флакк?
Вот пусть он и займется своим же подданным.
…напрасно трудятся
Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая.
– От легата Второго легиона…
– Гай? Лонгин?
– Да, мой господин.
– Я им доволен. Ну?
– Ветераны легиона просят выплатить им положенную еще Божественным Цезарем надбавку за выслугу лет.
Какие грамотные у нас ветераны. Божественный Цезарь мог себе позволить многое. Не то, что…
Что – что?
Виноград чудесный. Что значит много солнца.
– Они ждут выплаты, чтобы уйти в отставку. Здесь, – Приск зашуршал свитком, – тридцать четыре имени. Квинтилий Лупинилл, Гиппарх, Бос, Пантера, Гай Мускилий…
– Гай Мускилий?
Он засмеялся. Сначала про себя, а потом вольно, от души, во весь голос, все больше заходясь в хохоте при виде прищура глаз растерянного Приска.
Довольно. Одышка.
Он поскучнел. Кинул в рот еще пару виноградин, чтобы освежить дыхание.
– Тут у тебя прямо бестиарий10. Кого только не вскормила бедная волчица! И этот… как его… твой Гиппарх.
– Повелитель коней.
– Это что? Кентавр получается.
– Да, мой повелитель, – согласился Авл.
Купа селян окружает пленительный хор и сердечно
Им восхищается…
Один ветеран стоит трех-пяти новобранцев. Да еще из Второго, бывшего Десятого, прошедшего Германию.
– За какой срок им там что-то полагается?
– От пяти до восьми лет, мой господин.
– Ну, пару лет еще потерпят. Эмилию Лонгину отпиши, что я им доволен, но глаз с него не спускаю. Не ребенок, сообразит, что сказать своему зверинцу.
Он вяло похлопал ладонью о ладонь.
– Довольно. Домоуправителя ко мне. Писца оставь.
Там и ужасную силу представил реки Океана,
Коим подверхним он ободом щит окружил велелепный.
Приск вышел, забрав с собой свитки, и мгновение спустя впустив худого суетливого домоуправителя с печатью неимоверной озабоченности на скорбном лице.