– Кику! Лови! – Сверху, через щель в дверном проёме, просунулась лапа Моти. Он держал баллончик с офисным очистителем для клавиатур. – Брызни в оптику!

Я вцепился зубами в баллончик, рванул чеку и нажал на спуск, метнув струю едкой жидкости прямо в "лицо" курьеру. Тот завизжал, закрутился на месте, сенсоры залиты химикатом. Уборщик попытался обойти, но его дрель застряла в перилах. Я проскользнул в узкую щель под лестницей, выскочив на крышу.

Ветер на крыше был сильным, сдувая дым и запах страха. Хикари стояла у края, её волосы развевались, как чёрные знамёна. Рядом с ней, к моему удивлению, стоял Дзюн – мой старый уличный друг, тощий, с выщербленным ухом, но с хищным блеском в глазах. Он кивнул мне.

– Дзюн обеспечивает связь снаружи, – пояснила Хикари. Она держала в руках не планшет, а старый кнопочный телефон. – Каге контролирует всю внутреннюю сеть.

– Зачем ты всё это затеяла? – выдохнул я, подходя ближе. Моти присоединился, тяжело дыша.

– Потому что "Sakura Tech" – не просто корпорация. Это система подавления, – её голос зазвучал с новой страстью. – Они внедряют чипы в роботов-курьеров, собирают данные о каждом шаге людей. Контролируют финансы через алгоритмы. Твой друг Дзюн видел, как их "оптимизированные" роботы-полицейские гоняют бездомных с рынка Цукидзи. "Чёрный Самурай" не разрушит город, Кику. Он отключит систему контроля. Освободит Токио.

– А жертвы? Сбойные роботы? Пожар? – не унимался Моти.

– Непредвиденные издержки революции, – холодно парировала она. – Но Каге перехватил контроль. Он исказил код, превратив "Самурая" в оружие для шантажа. Он хочет продать его военным или мафии. Мы должны активировать финальную фазу ПРЯМО СЕЙЧАС, иначе он уничтожит все данные, а нас спишет на "несчастный случай".

Она протянула телефон Дзюну.

– Набери последнюю цифру кода. Только твой голос с улицы не отслеживается системой.

Дзюн взял телефон, но колебался, его взгляд перебегал с Хикари на меня. Внизу, у двери на крышу, раздался грохот – Каге ломал завал.

– Выбор за тобой, Кику, – Хикари смотрела мне прямо в глаза. – Поможешь мне спасти город от рабства, зная, что путь будет кровавым? Или остановишь меня, оставив власть в руках Каге и таких, как он?

Ветер выл, огни Токио мерцали внизу, как усыпанное алмазами чудовище. За спиной гремела дверь, и вот-вот должен был появиться Каге с электрошокером. Дзюн замер с телефоном у уха. Моти тяжело дышал. В моей голове пронеслись образы: Хикари, делившаяся тунцом; перепуганный Кендзи; искажённое яростью лицо Каге; Дзюн, голодающий на улицах Асакусы.

Правда не была чёрной или белой. Она была кроваво-красной, как огни аварийных машин внизу. Я посмотрел на Хикари, потом на телефон в лапе Дзюна. Голос Каге, ломающего дверь, прозвучал чётко:

– Кончай фарс, Хикари! Твой "Самурай" уже мой!

Я сделал шаг вперёд. Не к Хикари. Не к телефону. К самому краю крыши, откуда открывался вид на весь охваченный хаосом район Синдзюку. И завыл. Завыл так, как выл только однажды, когда тайфун "Ёко" гнал меня по улицам. Долгий, пронзительный, полный ярости и вызова вой, который перекрыл рёв сирен и грохот ломаемой двери. Он был сигналом. Сигналом для тех, кого не видно в тенях небоскрёбов.