Затем мы встаем и спускаемся в сад, чтобы полить помидоры и перец. Старец открывает кран и из шланга поливает грядки. Я стою поодаль и любуюсь его неподдельной умиротворенностью. Он радуется плодам земли и шепотом повторяет: «Слава Тебе, Боже». Начинаю благодарить Бога и я. Вся окружающая природа словно говорит со мной. Время течет тихо и насыщенно. Собираю свой ум в таинственный чертог сердца и произношу молитву в чувстве неизъяснимого торжества.

Поздно, после вечерни, мы возобновляем беседу, сидя на уже знакомом мне балконе. Старец произносит:

– Человек, жаждущий Бога и миновавший первую стадию духовной жизни, о которой мы говорили утром, вступает во вторую, уже свободный в душе от всякого земного вожделения. Отныне его единственное желание – верно хранить заповеди Бога. Им владеет священное рвение. Он бескомпромиссен к привычкам греховного мира. Он днем и ночью изучает Евангелие и переходит к самопознанию. Он видит себя, свои немощи и свою плененность страстями. Он убеждается в том, что честолюбие затуманивает его разум, сребролюбие не дает покоя, мучает злопамятство и ожесточает ненависть. Его интерес теперь направлен на корни и действия страстей, и он устремляется за знаниями к святым отцам, особенно к отцам-подвижникам. У них он открывает для себя доселе неизвестный мир. Убеждается, что действительно трудно совершается восхождение по дороге, ведущей к Богу. Он близко к сердцу принимает опыты, пережитые святыми, смиряется и повторяет упорно и горячо: «Господи, помилуй». Благодать Святого Духа обновляет и возрождает его душу и тело. Он просвещается, преображаются его душевные силы и энергии, он становится более мужественным и твердым в исполнении заповедей Божиих. Он достигает такой степени просвещенности, что сподобляется зрения откровений великих таинств. Прекраснейшее описание подобных духовных состояний можно найти в «Оглашениях» святого Симеона Нового Богослова[8].

Старец говорит, а мне на ум приходят слова одного афонского подвижника, который уверял, что в духовной жизни каждый получает великую меру Божественной сладости и переживает частичку райской радости, неизреченного радования. Поэтому я прошу Старца сказать о сладчайшем опыте святых.

– Я не способен рассуждать об этих Божественных усладах. На это наложен запрет святым Симеоном, который советовал «не желать постичь не выразимое одними лишь словами, ибо это невозможно как для учащих об этом, так и для слушающих»[9]. Просто я старался показать тебе, что для духовных борцов благодать Святого Духа таит неожиданности. Такие люди становятся выразителями Бога! И это не преувеличение. Об этом говорят святые Церкви, знавшие это по опыту. Цель нас, живущих сегодня, – совершить решительный поворот к Богу. Все остальное приложится.

Мы прекращаем беседу до завтра. Старец отправляется в свою келью отдыхать. Я выхожу в беседку и пишу заметки. Пишу быстро, чтобы не забыть слова Старца.

Мои мысли прерывает брат Панарет. Он зовет меня на кухню готовить трапезу. Однако Старец уже опередил нас – всё на столе. Мы молча садимся и едим пищу, сдобренную оливковым маслом. После все трое расходимся по кельям.

На том же самом балконе сегодня мы продолжаем нашу беседу. Старец с готовностью выслушивает меня. Он избегает учительства и, вникая в мои проблемы и вопросы, отвечает со смирением и духовной мудростью.

– Надеюсь, отче, ты уже привык к жизни нашего монастыря, да и цель твоего визита мало-помалу осуществляется. У нас здесь тишина редко нарушается. Вам, мирянам, должно быть, непросто к ней привыкнуть, даже если и кажется, что это именно то, о чем вы мечтали.