Первое заседание съезда окончилось, все пошли куда-то что-то есть, а я на всякий случай остался в фойе и жевал булочку, которую у кого-то отнял. Перерыв закончился без всяких происшествий, делегаты стали подниматься в зал и, разумеется, их персональный состав опять строго контролировался. Поскольку я не был никуда назначен, то подумал, что хотя бы на втором заседании смогу посидеть, и влился в череду делегатов. Алёна что-то объявляла в это время кому-то, кто должен был что-то делать, но заметив моё движение в сторону зала, она железным голосом пригвоздила меня к месту:
– …а Палеонтолог общается с «БББ»!!
Буду создавать, как говорю
Что я видел Съезд только десять минут, мне было, конечно, очень жаль, но многие товарищи, которые обеспечивали его проведение, не видели его вообще. Время вечернего заседания я тоже провёл в самых приятных беседах, но уже с определившимся местом в нашем беспокойным сообществе, так раздражавшем покойников.
Приятными эти беседы может назвать, и то с большой натяжкой – как хорошую растяжку – конечно, только тот, кто привык заниматься постоянным масштабным перекладыванием своих нейронных сетей. Правда, как потом выяснилось благодаря Пенроузу, в первую очередь цитоскелета. Что-то объяснить людям можно только на их уровне понимания. Если не можешь прыгать выше головы, то рта лучше не открывать. Пересказы старых, хотя и очень правильных книжек и встраивание в них современной статистики – это ментам не в уровень, это может делать кто угодно, а они сами лучше всех.
Чтобы менты стали с тобой разговаривать, нужно самому обладать хоть каким-нибудь уровнем ментальности. Но у меня были хорошие учителя, которые через три-четыре часа беседы вполне очерчивали границы и связи предмета, к обсуждению которого мы после этого собирались приступить. Одним из таких предметов их научного интереса была глобальная палеозоогеография четвероногих. Вообще, в мире считалось, что сначала надо сделать палеозоогеографию отдельных континентов, а потом составить из неё глобальную, но это предсказуемо оказалось методологическим провалом.
Любая целостная система может рассматриваться с самых разных точек зрения, независимо от того, какая из областей науки предоставляет о ней первичную информацию. Обозрев полученную картину, один из её авторов, назовём его здесь Михаил Юрьевич, как-то сказал мне, что, вероятнее всего, теперь нужно рассмотреть систему палеонтологических данных как запись показаний гигантского – размером с планету – физического прибора, накопленные за несколько сотен миллионов лет.
Гораздо раньше, ещё в детстве, отец, очень хороший физик, компетентность которого вполне удостоверяется тем, что и его добрые коллеги пытались убить – чтобы сам от инфаркта умер, поделился со мной своим обобщением. С его точки зрения, если применить второе начало термодинамики к наблюдаемой физической картине мира, то результат будет свидетельствовать о наличии «бога», в смысле внешнего источника энергии всех процессов. Его предвидение было блестяще подтверждено недавним открытием ускоренного расширения Вселенной. С этого момента старый анекдот, что божья сила равна божьей массе, умноженной на божье ускорение, перестал быть анекдотом. Никакой радости у религиозных деятелей это событие, казалось бы, окончательно подтвердившее их правоту, не вызвало. Оказалось, что религии – это умершие науки, язык которых перестали понимать.
Это стало двумя частями методологической формулы, двигавшей развитие моей ментальности в сторону удаляющегося горизонта истины.
Когда я крушил скалы и перекидывал отвалы, моё умственное развитие хоть немного стремилось к тому, которого достигают рабочие, и в конце концов мне удалось понять и сформулировать физическую природу времени, пространства, их взаимной обусловленности и структуры их системы. Без этого, чтобы говорить с ментами, не обойтись, но оно у меня было!