У ног Кривцова простиралась заповедная ширь. Он любил выходить на лодке в залив, слушал плеск рыб, забрасывал спиннинг на мелководье. Вокруг было свежо и раздольно – готовый этюд для художника, поспешившего с выбором живописного места для пленэра. Сомнительный рай для пассажира, соскочившего с поезда жизни.

В ясную апрельскую ночь, осмелев окончательно после третьего мини-залпа, Кривцов вылез на улицу. Он разрядился в диком малиннике, подымил на причале последней сигаретой и, зевая, направился к клубу. Ступив на землю, Кривцов глянул на чердачное окно и с удовлетворением отметил, что верхний этаж сегодня молчит, а значит, ему удастся поспать. У крыльца, передернувшись от влажной ночной прохлады, Кривцов почувствовал за спиной чье-то дыхание. Глубокий длительный вдох сменялся тягучим шипящим выдохом. Дышать так могло только существо огромных размеров. Кривцов замер. Ужас сковал его с головы до ног. Он превратился в скульптуру. Признаки жизни теплились лишь в учащенных ударах сжавшегося в комок сердца и волосах, поднявшихся на затылке склеенной гривой. Вскоре холодный пот и дрожь объяли его дубовое тело. Усилием воли Кривцов мог обернуться и посмотреть страху в глаза, но предпочел прикинуться забетонированным столбом и, сощурившись, ждал развития дальнейших событий.

Дыхание сзади не унималось, и вот уже волнообразный ветерок, выпущенный из сопящих ноздрей, докатился до его шеи, смиренно подставленной под отсечение. В это мгновение, в памяти Кривцова, ожидавшего расплаты за ничтожные поступки после прощания с футболом, пронесся незабитый пенальти «Рубину». Тогда он подвел команду, лишил коллектив двух важных очков на финише последнего сезона в высшей лиге. Пытаясь надурить вратаря, Кривцов послал мяч по центру, но голкипер не шелохнулся и спокойно парировал удар.

Расправы не последовало. Чья-то большая горячая рука опустилась на плечо Кривцова, прощупала и помяла его, как посудную губку. Затем мягкая сила сдвинула Федора с места, и он, сбросив с ног невидимые путы, прошел пару метров вперед, направляемый грубой ладонью. У входа в клуб Кривцова развернуло, его толкнули в спину, поддали пинка. Взметнувшись над скамейкой, Кривцов пересек затоптанную клумбу и впечатался в доску объявлений, стоявшую у крыльца. Федор приклеился к фанерному щиту, как подбитая муха, оттолкнулся руками от холодной основы и шлепнулся в траву.

«Вроде живой», – прошептал Кривцов, поднимаясь с колен. Он огляделся – вокруг никого не было – и бросился к дому. В одежде Кривцов грохнулся на диван и, затаившись, пролежал на спине до рассвета.

Утром он быстро собрался, сунул в рюкзак бутылку и выскочил на улицу. Следов ночного столкновения с таинственным пришельцем нигде не наблюдалось. Под доской объявлений из высокой травы торчало несколько листков бумаги, испещренных жирным фломастером. На скамейке лежал красочный плакат. Можно было подумать, что бумажки ночью принес ветер, но Кривцов не сомневался: это он внес хаос в плотные ряды рекламных объявлений.

Федор взял со скамейки мелованный лист и прочел заголовок: «Кубок главы Залесского района по футболу среди любительских команд. Регистрация участников до 15 июня». Ниже, курсивом, на фоне сошедшихся в единоборстве игроков следовала информация: «Матчи пройдут на новом стадионе Залесска в два круга. В населенном пункте обладателя Кубка силами районной администрации будет построен спортивный городок. С проектом можно ознакомиться на сайте главы района».

Кривцов сунул плакат в рюкзак и отвязал лодку.

После обеда он зашел к Агапову. Отец Виктора заведовал клубом во времена расцвета колхоза. Агапов вместе с Кривцовым дежурил в клубе, пока не увлекся пчелами. Кривцов рассказал соседу о ночном происшествии.