Я посмотрела на могилу нашего семейства. У самого низа цоколя, на котором стояла урна, был выцарапан маленький череп со скрещенными костями. Папочка пришел бы в ярость, если бы узнал. Потом я увидела, что на всех надгробиях вокруг нас были нарисованы черепа со скрещенными костями. Прежде я никогда их не замечала.
– Я их нарисую на всех надгробиях, – продолжал он.
– Почему ты их рисуешь? – спросила я, – Почему череп и кости?
– Чтобы напоминало о том, что лежит внизу. Там внизу всюду кости, что бы вы ни поставили сверху.
– Гадкий мальчишка, – сказала Лавиния.
Саймон поднялся на ноги.
– Я и для тебя нарисую, – пообещал он, – На спине твоего ангела.
– Только посмей, – процедила Лавиния.
Саймон тут же уронил уголек.
Лавиния огляделась, словно собираясь уходить.
– Я знаю стихотворение, – внезапно объявил Саймон.
– Какое стихотворение? Теннисона?
– Не знаю я никакого тяни сына. А стихотворение вот какое:
– Фу! Это отвратительно! – воскликнула Лавиния.
Мы с Саймоном рассмеялись.
– Наш па говорит, что многих людей хоронят живьем, – сказал Саймон, – Он говорит, что слышал, как они скребутся в ихних гробах, когда он их закапывает.
– Правда? Моя мамочка боится, что ее похоронят живьем, – сказала я.
– Я не хочу это слышать, – закричала Лавиния, закрыв уши руками, – Я ухожу, – Она прошла мимо могил, возвращаясь к родителям. Я хотела пойти за ней, но Саймон снова заговорил.
– Тут на лужку похоронен наш дедушка.
– Глупости.
– Правда.
– Покажи мне его могилу.
Саймон показал на ряд деревянных крестов по другую сторону тропинки. Это могилы бедняков – мне мамочка о них говорила: людям, у которых нет денег, чтобы их похоронили как полагается, выделен отдельный участок.
– И какой из этих крестов его? – спросила я.
– У него нету креста. Кресты долго не стоят. Мы посадили туда розовый куст, так что мы всегда знаем, где он лежит. Украли этот куст в одном из садов внизу холма.
Я увидела куцый куст, обрезанный к зиме. Мы живем внизу холма, и перед нашим домом много роз. Может, это и наш куст.
– Он тоже тута работал, – сказал Саймон, – Как наш па и я. Он говорил, что это лучшее кладбище в Лондоне и он не хотел бы быть похороненным ни на каком другом. Он столько историй знал про эти другие. Там всюду груды костей. Мертвецов хоронят, едва присыпав землей. Вонища! – Саймон помахал рукой у себя перед носом, – А по ночам приходят расхитители могил. Тута он по крайней мере в безопасности – тута и забор высокий, и пики наверху.
– Мне пора, – сказала я.
Я не хотела показаться испуганной, как Лавиния, но у меня не было ни малейшего желания слушать о том, как пахнут покойники.
Саймон пожал плечами.
– Я бы мог тебе показать кой-чево.
– Может, в другой раз, – Я побежала за нашими семьями, которые шли рядом. Лавиния взяла меня за руку и сжала, а я была так этому рада, что поцеловала ее.
Мы шли, держась за руки, вверх по холму, а я краем глаза видела фигуру, прыгавшую, словно призрак, с надгробия на надгробие, – сначала он двигался следом за нами, а потом убежал вперед. Мне было жаль, что мы с ним расстались.
Я толкнула в бок Лавинию.
– Смешной мальчик, – сказала я, кивая в сторону тени, исчезнувшей за обелиском.
– Он мне нравится, – ответила Лавиния, – хоть и рассказывает ужасные вещи.
– А тебе бы не хотелось, чтобы мы умели бегать, как он?
Лавиния улыбнулась мне.
– А хочешь, побежим за ним?
Я не ожидала от нее такого. Я бросила взгляд на остальных – на нас смотрела только сестра Лавинии.
– Давай, – прошептала я.