Тут мама принялась описывать, что они посадили, что они сделали на огороде, и вдалеке слышалось то же недовольное ворчание отца. Всё это было таким родным.

– Да, да, поверю я, что вполсилы возились. Опять все скрюченные и уставшие пришли, наверное. Тихо, спокойно у вас, значит, а у нас вот Катюха компот разлила… – здесь я не расслышал, что ответила мама, безобразие звуков к квартире Васильевых переглушило всё. – Чего говоришь?

– Привет всем передавай, говорю.

– Хорошо, хорошо, передам, ага. Ладно, пока, пока. Вот тётя Наташа трубку вырывает.

Наталья Сергеевна забрала мой телефон и отдала свой.

– Привет, сеструха! Всё пашете на огороде, говорят? – Наталья Сергеевна закричала. Я поднёс к уху её телефон.

– Привет, Надь. Да, да всё хорошо. Говорят, мы завтра к вам? Ну и отлично. Дети как? А что же им ещё делать, если не веселиться? Ну и пусть двоечники, зато счастливые. Ладно, завтра увидимся, тут дядя Ваня опять тост готовится сказать. Пока, пока…

Сидели за столом долго и шумно.

Спал я крепко. Перед тем как уснуть, лёжа на диване в гостиной, мне казалось, что звон до сих пор стоит в квартире. Возможно, я за этим и приехал, за этим звоном, за этими улыбками, за этими крепкими объятиями… Я был счастлив. Я не знал, что покидать Белоельск я буду с совершенно другим настроением. Я не знал, что за время этой недели познакомлюсь с новыми людьми, судьбу которых трудно даже вообразить. Я не знал, что некоторые родственники предстанут передо мной в новом свете.

4 мая

1


– Катя, какие карандаши? Одевайся, у Синцовых порисуешь, – Наталья Сергеевна торопила Катю, которая хвасталась мне теми вещами, что у нее есть. Я сидел на диване в квартире Никитиных, весь усыпанный мягкими котятами, медвежатами и какими-то разноцветными страшилами.

– А я думал, зачем мы так рано идем к Никитиным? Здесь, оказывается, принцессы по три часа собираются, – потрепал я волосы Кате, когда она принесла большой чемодан, полный игрушечными представителями всей земной фауны и, как мне показалось, кукол для оккультных ритуалов.

– В этом доме сначала полдня никуда не торопятся, а потом все бегают, суетятся, ищут что-то. Ой, какой только бесовщины для детей не придумают. Катя, одевайся. Вот как до этого можно додуматься? Ой, только психику ломают детям, – Наталья Сергеевна указывала на игрушку, изображавшую, по всей видимости, результат скрещивания чего-то жабоподобного с пауком.

– Хорошо, что в ваше время такого не было, правда? – сказал я.

– Ой, и не говори. Так, чьё это? Сашкино? – Наталья Сергеевна разбирала бельё, чтобы запустить стирку. – Ой, видишь, как Машка за хозяйством следит, какой беспорядок? Всё семейство такое, и Сашка, и Машка, и второй Сашка, все такие. Бросили, забыли, побежали, вспомнили, передумали. Катя, одевайся! Всё же на бабке. И бельё постирать, и детей в школу отвести, и уроки с ними сделать…

– Может, это потому что бабка сама не против?

Трёхкомнатная квартира Никитиных выглядела весьма уютно. В гостиной вся мебель была какой-то большой, объёмной, и диван, на котором спали старшие Никитины, и шкафы, даже окно, казалось, было больше, чем в других комнатах. В гостиной в следующее лето хотели сделать ремонт, но, как по мне, комната выглядела и так очень хорошо, кроме паркета, стыки которого расходились. Детские же комнаты выглядели совершенно как новые. Как такового беспорядка, к которому так придиралась Наталья Сергеевна, я не увидел. Казалось, что пыли было даже меньше, чем в квартире Васильевых, её как будто и не было почти, равно как и цветов. Во всей квартире я насчитал только три горшка с какими-то низкими фикусами.