Эдик подошёл к парадной двери, набрал на панели домофона номер Настиной квартиры и нажал кнопку вызова. Запиликал зуммер, но надпись SAY на панели не загоралась. Эдика охватила робость и желание развернуться и уйти. Ему казалось там, наверху, знают, что это именно он звонит, и намеренно не открывают. Но он пересилил себя и нажал кнопку ещё раз. Он впервые в жизни по-настоящему хотел быть там, вместе со всеми… с Ней… Она не покидала его мыслей последние дни… недели… месяцы… сейчас ему казалось, он уже годами находится в плену её глубоких чёрных глаз, но не решался себе в этом признаться. Может быть, он наберётся смелости, подойдёт и заговорит. Или они там как-нибудь случайно столкнутся, он скажет что-нибудь остроумное, вроде: «Привет! Как тебе вечеринка?». А она приветливо, ободряюще улыбнётся и скажет

– Слышь, ты чё, в уши долбишься?

Эдик вздрогнул и обернулся. Егоров. Недовольный взгляд. Густые тёмные брови сердито изогнуты.

– Я тебя раз десять окликнул, а ты не отзываешься! Всё думаешь о вечном и высоком? – он протянул руку.

– Да, извини, – Эдик пожал протянутую руку.

– Ты так быстро поседеешь. Бросай эту привычку, всё равно в жизни ни хера не понятно, – он посмотрел на домофон, не дождавшись ответа. – Что, не открывают, черти? Сейчас я им задам…

Он набрал номер, нажал кнопку и… почти сразу на панели зажглась надпись SAY, дверь немного отстала, и безо всяких вопросов. Каким-то мистическим образом никто ничего не спросил, динамик молчал. Егоров мог бы заставить подчиниться кого угодно и что угодно, но люди и вещи сами подчинялись ему.

Они вошли и поднялись к лифту. Рома нажал кнопку вызова. Створки приглашающе раскрылись.

– Какой там этаж?

– Двенадцатый.

Створки закрылись, лифт тронулся с тихим гулом.

– Ну и на верхотуру забрались Настины предки! А если лифт сломается? Пока по лестнице поднимешься, полжизни пройдёт, – заметил Рома.

– Наверное, вид с балкона захватывает дух, – возразил Эдик. Жилой комплекс произвёл на него могучее впечатление. Он испытал острое, тоскливое желание жить здесь, владеть хотя бы частью этого места… или наоборот, принадлежать ему… Возможно, это место просто было новым, а всё давно знакомое ему надоело.

– Да хрен там! Максимум окно кухни в доме напротив, где чья-то кабанья туша в халате переваливается от стола к холодильнику и обратно.

Рома с отцом жили в двухэтажном особняке в новом пригородном районе, напоминающим американскую субурбию, только с ещё лучшей инфраструктурой. Да и вид вокруг там, конечно, красивый… Эдик решил не спорить – да и что он мог предъявить в качестве аргумента Роме, жившему в таком районе – и лихорадочно искал тему для поддержания беседы.

– Забавно, – улыбнулся он. – Когда поднимаешься в лифте, кажется, он наоборот со страшной скоростью вниз летит.

– Ага. И выйдешь уже в аду. Весёлое, наверно, местечко.

– Да уж черти с тобой повеселятся…

– Разберёмся. Даже у них должно быть слабое место. Если они существуют, конечно.

Лифт остановился. Они вышли и остановились у двери, выходившей на лестницу.

Рома вдавил кнопку звонка. Безрезультатно.

– Ну что там, все сдохли, что ли? – проворчал он.

– В таком бедламе даже мыслей своих не слышишь, – примирительно заметил Эдик.

Из-за двери доносилось громыхание баса – в самой хате стены должны дрожать и пульсировать в такт и ритм. Крики, шаловливые взвизгивания, смех и восторженный вопль: «Ву-у-у-ууху-у-у!». Чувства так переполняли чью-то молодую грудь, что едва ли могли быть выражены членораздельными словами.

Рома позвонил ещё раз. Дверь открылась, выплёскивая крики, смех и грохот на лестничную площадку. На пороге стояла Настя, приветливо улыбаясь. В коротком, выше колена светло-зелёном платье – хотя слишком доступной она не выглядела и в нём.