– Бесстыдная ты баба, ничего не смыслишь! – Свекор На Цинчжао все-таки был военачальником, и его терпению пришел конец.

В порыве гнева он поднял руку на Люй Чуньтао, толкнул ее на пол и стремительно покинул зал.

Цзялань опешила от его грубого поступка. Сначала она хотела сама помочь свекрови подняться, но вспомнила ее недобрый взгляд и дала знак Чжаоюнь подойти. Та и шагу не успела сделать, как свекровь осыпала ее ругательствами, да такими, что служанка аж сжалась от страха:

– Прочь с глаз моих, потаскуха! Нечего тут хорошенькой прикидываться!

У Цзялань вскипела кровь. Слова свекрови очевидно были адресованы ей. Она стерпела эту нападку – такой жалкий человек достоин лишь презрения. Теперь понятно, почему расположение свекра навлекло на нее беду.

– Батюшка-свекор, подождите меня! – Цзялань торопливо покинула центральный зал.

Пускай белый куст «улыбки Будды» за окном составит компанию этой злобной свекрови!

Баньжо, храм предков рода На, был небольшим, с черной черепичной крышей и ярко-желтыми стенами. Он был построен на пожертвования На Цинчжао, а настоятельницей стала Чжисянь. В храме было пять изящно украшенных молитвенных залов, у каждого имелось свое имя: Юцюань, Хуаньсинь, Таояо, Сунъюэ и Мяньцинь.

Чжисянь жила в зале Таояо, под окнами которого росло невысокое персиковое дерево[43], и каждый год в четвертом месяце на его ветвях распускалось несколько чистых бутонов. Чжисянь никому не рассказывала, что в миру ее звали Таохуа[44].

Таохуа была ткачихой из захолустной деревеньки. В четырнадцать лет ее помолвили с односельчанином, дровосеком Дуань Чуньяном, но незадолго до свадьбы наставник похитил ее и увез с собой на запад, в глухие горы Лунъю, чтобы она начала постигать учение Будды. Наставника звали Чжиго, он был известным мастером боевых искусств, глубоко изучавшим буддизм и вставшим на путь духовного совершенствования.

Перед смертью наставник Чжиго сказал Чжисянь, что в этой жизни для каждого человека у Небес своя воля, у каждого свой долг. Волею Неба судьба Чжисянь состояла не в том, чтобы выйти замуж за дровосека и создать семью, а в том, чтобы помогать добродетельным правителям принести мир и покой в Поднебесную на благо простого народа.

Чжисянь похоронила наставника и по памяти нашла дорогу в родное захолустье, по пути питаясь подаяниями. Деревенька была на месте, но родных людей там уже не было: батюшка и матушка скончались, а дровосека Дуань Чуньяна забрал с собой какой-то даосский монах, и след его простыл. От всего этого Чжисянь пришла в полное отчаяние и только так смогла сбросить все мирские узы, забыть тоску. Читая звезды, она увидела знаки, указывающие на скорое появление добродетельного правителя, и, следуя им, оказалась в поместье На Цинчжао в Дундучэне.

Знаки довели Чжисянь до ворот и словно растворились, а в следующий миг в воздухе раздался плач новорожденного ребенка. Чжисянь стремительно вбежала в поместье На и увидела, что малыш упал на пол и громко рыдает. Она поспешно подняла ребенка, увидела, что он ушибся виском, и начала бранить женщину, сидевшую на лежанке:

– Как ты можешь быть такой невнимательной? Как можно допустить, чтобы младенца роняли на землю? Это же может повлиять на его судьбу!

На Цинчжао увидел резон в словах Чжисянь и вежливо предложил ей выпить чаю и поговорить. Та честно рассказала, что этот ребенок – особенный, его ждет неординарная жизнь, а потому она хочет лично воспитывать его. Не принимая во внимание возражения и плач родной матери младенца, так и сидевшей на лежанке, умудренный опытом На Цинчжао дал согласие, приказал перестроить усадьбу в храм Баньжо и пожертвовал его Чжисянь.