Все вокруг вдруг стали разрывать меня на части. В одночасье объявились люди, считавшие, что они знают, что пойдет мне на благо, а что навредит. Эти едва знакомые люди брались учить меня жизни.

Метин Текин, главный скаут турецкой Федерации футбола в Европе, работавший сначала в Дортмунде, а затем в Кёльне, задолго до этого обменялся телефонами с отцом, после того как он заприметил меня на одном юниорском турнире. Сейчас он возник снова и попытался заманить меня в сборную Турции. Однажды меня приглашали на тренировочную базу турецкой национальной сборной. И вот нам позвонил их тогдашний тренер Фатих Терим и заверил меня, что он готов выпустить меня в феврале 2009 года играть в матче против сборной Кот-д’Ивуара. К тому же Хамит и Халил Алтынтопы, решившие выступать в составе сборной Турции, искали встречи со мной с подачи турецкой Федерации футбола.

Внезапно все заговорили обо мне и принятом мной решении. Невольно я стал клином в немецко-турецких отношениях. Или в турецко-немецких, в зависимости от того, под каким углом на это посмотреть. При этом я не сделал ничего дурного, всего лишь принял то решение, которое было необходимо принять. Я не собирался тем самым задевать чьи-то чувства. И уж точно не хотел никого оскорблять. Я даже выслушал позиции всех сторон и не отмел ни одну, чтобы на меня никто не сердился. Но через некоторое время мне стало казаться, что как турецкая, так и немецкая сторона пытается удержать меня с помощью своих рычажков, словно я был шариком в пинболе.

Турецкие журналисты наведывались потрепать мне нервы на тренировочную базу бременского «Вердера» – моего клуба на тот сумасшедший момент – база располагалась на турецком побережье Средиземного моря. Помощник тренера национальной сборной Мюфит Эркасап лично прибыл из Стамбула, чтобы устроить со мной встречу. Но я проигнорировал его, равно как и журналистов, не считая нужным как-либо комментировать ситуацию, раз каждое слово воспринималось настолько всерьез. Это было мне совершенно ни к чему.

Мне не хотелось привлекать к себе лишнее внимание СМИ. Но как только Йоги Лёв вызвал меня для участия в товарищеском матче Германия—Норвегия, разумеется, перед этим – очень даже мило – пообщавшись со мной, в дискуссию вступили немецкие политики. Один из них заявил нечто вроде: «Я горячо поддерживаю то, чтобы футболисты с турецкими корнями, выросшие в Германии, строили здесь свою дальнейшую карьеру. Поэтому чрезвычайно важно, что у нас появилась первая ласточка в лице Месута Озила. Если так пойдет и дальше, то уже через пару лет разрешится вопрос о том, открыта ли немецкая национальная сборная для немецких турков, равно как для представителей прочих групп мигрантов».

Однако я не хотел, чтобы меня считали первой ласточкой. Я не хотел вбивать клин между Германией и Турцией. И я никак не ожидал, что мое решение выступать за Германию вызовет такой резонанс, прежде всего в СМИ.

Так, прокомментировать мою ситуацию попросили Мустафу Догана, который в 1999 году дважды выступил за немецкую команду на международных соревнованиях. Он родился в Турции, но вырос в Германии и так же, как и я, когда-то сделал свой выбор в пользу национальной сборной Германии. «Месут определенно провел несколько бессонных ночей перед тем, как принять решение», – предположил он. Что было вовсе не так. Я не из тех, кто страдает бессонницей. Проблемы редко мешают мне уснуть. Часами в задумчивости разглядывать потолок вместо сна – это не про меня. Разве что после матчей мне иногда доводится не сомкнуть глаз. Во время Лиги чемпионов я с трудом мог успокоиться, вернувшись после очередной игры. Это не так-то просто – провести 90 минут на пределе своих возможностей, а затем лечь в кровать и спокойно уснуть. Еще несколько часов после матча мой организм находится в боевом состоянии. И только около трех или четырех часов ночи, наконец, устав, я могу настроиться на сон.