В начале 2006 года я наконец объявил семье о своем решении. В том же году мы с отцом отправились в генеральное консульство Турции в Мюнстере, чтобы сдать там мой турецкий паспорт. Обязательное условие для каждого, кому необходимо немецкое удостоверение личности.

До сих пор турецкий паспорт являлся для меня всего лишь документом. Кусочек ламинированной бумажки с моим именем и отпечатанной фотографией на ней. Несмотря на то что мне было очень жаль наблюдать, как мама с дядей сокрушаются по этому поводу, для меня расставание с паспортом не вызвало особенных эмоций. Я знал, что это необходимо, чтобы приблизиться к мечте всей моей жизни – стать футболистом высочайшего уровня.

Переступив порог консульства, мы оказались на государственной территории Турции. И когда мы назвали профильному сотруднику цель нашего визита, нас тут же возненавидели. У него никак не укладывалось в голове, как турок добровольно может сдать свой паспорт. Он не просто не хотел это принять, но еще и решил продемонстрировать нам свою ярость из-за совершающегося на его глазах бесстыдства. «Подождите здесь», – бросил он грубо и указал на места в коридоре, куда мы послушно уселись.

Другие люди в очереди заходили в кабинет этого сотрудника и один за другим улаживали свои дела. Из раза в раз одна и та же процедура: выкрикивали чье-то имя, тот, кого вызывали, вскакивал со стула, отправлялся в соответствующий кабинет и через некоторое время покидал его, направляясь домой. Но фамилию Озил все не называли. Посетителей, которые пришли намного позже, приняли до нас. Через час с лишним терпение отца лопнуло, он быстро пошел к двери и ворвался в кабинет. «Когда же наша очередь? Нас уже давно должны были бы принять», – возмущался он. Но тщетно. В его глазах мы были лишь просителями с бесстыжими намерениями. «Ваша очередь тогда, когда я скажу», – отозвался сотрудник консульства.

Прошел еще час или два, ощущение времени в подобном месте абсолютно теряется, турецкий чиновник вышел из своего кабинета в пальто и запер за собой дверь.

«Эй, что все это значит? – сердито спросил отец. – А как же мы?»

«Приходите завтра. Сегодня у меня не было возможности».

Ситуацию не изменило и то, что мы громко возмущались по поводу такого произвола. Мне не позволили сдать паспорт, и, ничего не добившись, мы отправились в обратный путь из Мюнстера в Гельзенкирхен, расположенный в 80 километрах.

На следующий день мы снова встретились с чиновниками из генерального консульства. Мы ждали целую вечность. Но вот отец взял меня за руку, распахнул дверь в кабинет и закричал: «Мы уйдем из вашего кабинета, только когда вы примите паспорт у моего сына!»

Это было громко. Даже оглушительно. Мой отец отстаивал свое право на то, чтобы с ним обращались на равных основаниях, как с другими посетителями. «А другие приходят сюда не за тем, чтобы сдать свои турецкие паспорта», – огрызнулся чиновник.

Он воспринял наше решение чрезвычайно близко к сердцу. Хотя его это совершенно не касалось. Он обрушил на нас поток несправедливых обвинений. Так, например, он упрекал нас в том, что у нас нет «ни капли гордости» и что мы якобы не любим Родину. Тот, кто решает покинуть турецкое общество, становится предателем. Какой же бред! Но в конце концов мы добились своего.

На этом, казалось, вопрос был решен. В сентябре 2006 года в возрасте семнадцати лет десяти месяцев и двадцати одного дня я принял участие в первом в своей жизни международном матче за молодежную команду U19. За ним последовали еще десять матчей, после чего Дитер Айльтс пригласил меня на отбор в молодежную команду U21. И пусть по правилам ФИФА участник сборной одной страны на юниорских чемпионатах еще не считается «определившимся», тема выбора сборной была для меня закрыта, чего, впрочем, нельзя было сказать об окружающих.