– Марш на коврик, Барс. – прогрохотали прямо рядом с ухом, а я, блин, даже челюсть не смогла сжать. – А ты давай, приподнимись, я подушку подложу ещё одну под голову. Вставать тебе пока не нужно ещё. – Я сделала, как мне сказали, постаралась на левом локте приподняться, что было всё ещё сложно. – И давай, рот открывай.

Я метнула злой взгляд в мужика, отчего тот только почесал бороду, задумчиво глядя. И мне бы испугаться, но вот испытывала я сейчас только злость. Он же, спустя минуту, просто поставил мне на грудь миску с кашей.

– На. – Как собаке, твою мать. – Тебе нужно это съесть. Кормить тебя нет времени. Так что давай сама.

Кинуть бы ему в затылок этой миской, но вот сил нет вообще. Попыталась набрать ложкой кашу, но мне она показалась такой тяжёлой, что после пятой попытки я просто бросила эту затею. Меня пробивали психи оттого, что просто немощь какая-то.

Но самое раздражающее было то, что этот Лесник вроде и был занят своими делами, но я чётко видела, пускай и одним глазом, как он внимательно наблюдал за каждой моей попыткой.

А когда он опёрся двумя руками о стол и тяжело выдохнул, будто это он был раздражён, я уже была готова просто орать, чтобы меня выкинули на улицу и дали сдохнуть. Никогда не любила чувствовать себя беспомощной. А тут…

Я заметила, как он быстро сполоснул руки в самодельном рукомойнике и вытер их полотенцем, чистым причём. И быстро подошёл ко мне, опять садясь на табуретку рядом с лежанкой.

– Ты была в бреду трое суток, – проговорил этот низкий бас, а я просто не смогла сдержать удивления. – Жарило тебя основательно, и, поверь, я уже не ждал, что ты придёшь в себя. Но раз пришла, так будь добра – пожри. – А культурой здесь так и прёт, гляжу. – Если не двинула кони до этого, значит, нужно выкарабкиваться.

И вот вроде я и слышала раздражение в голосе Лесника, но моральные подзатыльники действовали отрезвляюще.

– Я тебя сейчас покормлю, – прорычал он сквозь зубы, и было понятно, что ему это не нравится. – Один раз. – он поднял перед моим лицом свою ручищу, показав указательный палец. – А дальше будь добра сама.

Он взял миску в одну руку, ложку в другую, и уже с кашей поднёс к моим губам. И что я испытала в этот момент? Правильно. Стыд и ярость.

– Открой. Рот. Алина. – Ты гляди, даже имя моё запомнил.

Но вот его интонация дала толчок, чтобы всё-таки начать есть. Вот по глазам его видела, что если не стану, то он мне эту кашу запихает через всем известное место.

Когда же миска опустела, мы с ним выдохнули одновременно. И можно было бы даже посмеяться в этот момент, но было не до смеха.

К губам приложили кружку с чем-то тёплым и травяным. Я уже даже не сопротивлялась. Открыла рот и выпила всё. Не открывая глаз.

Оттого, что поела первый раз, как оказалось, за три дня, я просто опять отключилась, услышав только тяжёлый вздох Лесника.

Нужно было, наверное, хоть спасибо сказать. Вот только проблема в том, что говорить мне вообще не хотелось.

― Как здесь здорово. ― Катя опять начинает запевать свою «песню», а я начинаю морщиться от её голоса. ― Какая природа, Алина. Ты только посмотри. ― я же стараюсь идти молча и не сбавлять шага, чтобы не нарушать дыхание. Всё по инструкции.

У Кати что-то явно перебор с эмоциями. И это только первый день. Хотя… «Ещё не вечер, ещё не вечер!»

Вот люди всё-таки интересные создания. У нас на каждое событие можно вспомнить или придумать песню, ну или хотя бы строчку из какой-нибудь песни.

И я сейчас молча про себя улыбаюсь такому задору в голосе Кати. Она, что-то мне так кажется, не поняла наших инструкторов, которые вчера и сегодня всю группу плотно инструктировали по всем пунктам тура.