А то еще старики говорили… Рассказывали, что между обитателями Лосевского озера и Высоковского, расположенного неподалеку, налажена таинственная связь. И если щука в озере Высоковском имеет обычную светлую окраску, то щука «лосевская» – наоборот, абсолютно черная. Что как–то раз из Высоковского озера вытянули мужики неводом огромную черную «лосевскую» щуку, внутри которой нашли драгоценности. Высказывали даже предположение, что где–то в мрачных глубинах Лосевского озера спрятаны сокровища бывших середских купцов…

Вечерело. Минуя прибрежные заросли кубышек и кувшинок с красивыми желтыми и белыми цветками, мы направились к середине озера. Здесь сквозь толщу воды уже не было видно следов кипучей жизни подводного мира, но периодически то тут, то там всплескивали и с шумом исчезали в черной бездне озера какие–то неведомые рыбы, стоящие прямо у поверхности.

И вот уж вечернее солнце скрылось за макушками деревьев, и тотчас, словно по команде, замолкли птицы, замерли озерные обитатели. Только всплеск лодочных весел нарушал безмятежное спокойствие загадочного озера. Казалось, что все живое застыло под страхом появления ночного властителя мироздания.

Наступившая ночь, вопреки ожиданию, оказалась довольно шумной. Где–то за лесом рявкали, отдавая неразборчивые команды, громкоговорители. Ревели «погибельным рогом», с лязгом вгрызаясь в землю, карьерные экскаваторы.

Спать совсем не хотелось. Мы сидели у костра, тихонько разговаривали и мечтали. На дворе стоял 1980‑й год, и казалось, что впереди у нас долгая, безоблачная, счастливая жизнь…

***

Утром, как только забрезжил рассвет, в озере закипела жизнь. К берегу вышли кормиться мирные рыбы. С громким чавканьем они охотно пожирали прибрежную траву, не гнушаясь прилипшими к ней прозрачными пиявками и жучками. В азарте охоты небольшая щука–травянка «свечкой» вылетела из воды и с шумом плюхнулась обратно.

Еще с вечера я заприметил посреди прибрежных водорослей небольшое чистое окошко, по краям которого замысловатой каймой разбрелись по водной глади широкие листья кувшинок. Кое–как привязав лодку к их жестким стеблям, мы принялись снаряжать удочки. На этот раз вместо традиционных красных червяков мной было заготовлено кое–что особенное.

Наживку, которая намечалась к использованию, я подсмотрел однажды у ребят, что ловили на городской речке огромных желтоватых окуней. Таких больших окуней я тогда увидел впервые. Их огромные, блестящие темно–зеленые глаза были размером с хорошую пуговицу, что хранились в маминой шкатулке, а крепкая шкура, покрытая жесткой колючей чешуей, походила на настоящую броню.

Мальчишки не скрывали своих секретов и рассказали, что крупные окуни ловятся на маленьких блестящих рыбок, что в огромных количествах водятся во всяком городском пруду. Рыбка–верховка – вечная спутница карася, всегда голодная, отлично ловилась на самый малюсенький крючок с подсадкой хлебного мякиша. Единственным, но очень существенным недостатком верховки было то, что рыбка засыпала практически сразу после поимки и в качестве полноценного живца считалась малопригодной. На речке этот недостаток частично компенсировался естественным движением воды. Течение шевелило мертвую рыбку, придавая ей ритмичные колебания, провоцирующие хищного окуня на хватку. Иногда верховкой соблазнялись даже небольшие щучки.

Щучья поклевка принципиально отличалась от окуневой. Небольшие щурята, цепко удерживая наживку в пасти, усеянной многочисленными мелкими зубами, сначала старались уплыть в укрытие и уже там в уединении и спокойствии поглощали свою добычу. Поплавок сначала плыл по поверхности воды вслед за щучкой и только потом, когда щука приступала к трапезе, неторопливо погружался в воду. А вот окуни хватали жадно и не мешкая проглатывали поживу. Поплавок моментально скрывался под водой, и уж тут рыбаку медлить было нельзя никак.