Стало понятно, что порыбачить на озере сегодня не суждено. Мы просто не сможем пробраться к воде через болотную трясину.

Никогда не унывающий дядя Леша быстро нашел выход и предложил порыбачить в «луже». Есть, говорит, тут такое интересное местечко. Оказалось, что лужей он называл небольшую мелководную заводь, которая располагалась в протоке, вытекавшей с северо–западной части озера. Лужа была такой маленькой, что я с легкостью закинул удочку прямо к противоположному берегу.

Взрослые ушли, оставив меня около лужи наедине с чарующим, волшебным лесом. Где–то на другой стороне болота бушевали волны таинственного бездонного озера, а здесь, в луже, ничто не нарушало сказочную идиллию и безмятежность.

Я насадил на крючок небольшого червячка и принялся ждать. Меня охватила небывалая эйфория и какое–то особое трепетное чувство исследователя, ощущающего близость неминуемого открытия. Что же за рыба здесь водится?

Но время шло, а рыба все не клевала. Казалось, что мой поплавок застыл навсегда у зеленого листа кувшинки с красивым желтым цветком.

Как это часто случается, внезапная поклевка застала меня врасплох. Удобно устроившись под старой кривой березой, я почти задремал, но через полуоткрытые глаза успел заметить, как поплавок без предупреждения стремительно рванул ко дну. Поскользнувшись и чуть не упав в воду, я схватил удочку и выбросил на берег небольшого черного окунька, больше похожего на головешку от не прогоревшего полена из бабкиной печки. Крючок вместе с грузилом оказался проглочен этим наглым голодным существом, и стоило немалых усилий, чтобы его освободить из глубокой окуневой пасти.

Вслед за первым окуньком последовали еще три. Всякий раз они жадно заглатывали наживку, совершенно не опасаясь быть пойманными. Окуньки были некрасивыми, черными–пречерными. Их отталкивающая внешность вызывала чувство брезгливости. Эффектный окуневый наряд, состоящий из красочных экстравагантных полос по бокам тела и ярко–красных плавников, характерный для обычных речных окуней, напрочь отсутствовал у здешних обитателей.

Лишенные привычной роскоши черные окуневые одеяния больше походили на скромную, непритязательную одежду навсегда покинувших суетный мир и поселившихся в непроходимой глуши монахов–аскетов. А наша затерянная среди лесов и болот невзрачная «лужа» служила им неприметной лесной обителью. Будто бы души живших здесь когда–то черных монахов воплотились в этих мрачных непритязательных обитателей маленькой лужи.

Клев прекратился едва начавшись. Поплавок снова прилепился к листу кувшинки, а я, развалившись на травке возле березы, напрочь оторвался от реальности, наслаждаясь неописуемой окружающей красотой. Блаженствуя, я совсем потерял счет времени и чуть не проспал очередную поклевку.

Мой поплавок вдруг ни с того ни с сего «заплясал», но привычного резкого нырка под воду на сей раз не случилось. Он чуть приподнялся, напыжился, словно молодой петушок, и неторопливо, вальяжно поплыл к противоположному берегу.

Я дернул за удочку и… закричал что было сил:

– А–а–а!!!!!!

На крючке, противно извиваясь из стороны в сторону, висела большая черная змея! Я дрожащими руками, со всего маху выкинул ее на берег. Мой крючок находился где–то в бездонных недрах змеиной утробы, а я не то чтобы попытаться его вытащить, даже подойти боялся, держась на приличном расстоянии от своего улова. Пойманная змея извивалась в траве и… тихонько пищала.

Немного успокоившись, я взял ведерко с окунями и, держа удочку с извивающейся змеей на вытянутой руке, отправился искать папу. Для ребенка, впервые оказавшегося в лесу, это был смелый и вместе с тем безумный поступок. Когда я понял, что заблудился, заплакал и принялся отчаянно звать на помощь: